– Будь у меня хоть капля сомнения в том, что он мертв – я бы никогда не отпустил тебя.

– Поезжай и найди доказательства его гибели. А потом ты вернешься ко мне и станешь моей женой. Ты сама придешь в мою постель, и я научу тебя кричать мое имя! – Отшатнувшись от меня, он слетел с кровати и покинул комнату, открыв тайную панель.

Несколько мгновений я не могла пошевелиться, а потом резко вскочила и вытерла себя остатками ночной рубашки. Я бросила её в тлеющий камин. Накинув на себя халат, я прошла за ширму, где осталась вода, в которой купалась перед сном. Холодная вода меня не остановила, и я уже сидела в лохани, смывая и оттирая свою кожу от прикосновений князя. Потом просто села и обхватила свои колени. Я все еще была в шоке, как после страшной катастрофы: когда не знаешь, цел ли ты и удивляешься, что каким-то чудом еще жив.

Вернуться в постель я не смогла. Выйдя из спальни, я легла на диване в гостиной, укутавшись в халат, и закрыла глаза. Слёз не было, я как будто заледенела внутри. Без сна я пролежала до самого утра, а потом встала и сама оделась. Все вещи были уже упакованы и всё готово к отъезду.

У Эндельсона, увидевшего моё выражение лица, первым вопросом было: «что случилось?», но я ответила, что всё в порядке. Он мне не поверил, да я и сама себе не верила. Отказавшись от завтрака и кофе, я вышла из комнаты. В коридоре меня поджидала дамочка, что в прошлый раз заявляла права на князя. Кивком головы отпустив Эндельсона, я посмотрела на неё.

– Князь мой! Вчера он заставлял меня кричать его имя! – выдала с ходу она. И зачем мне такие подробности?

– А чьё имя кричал он? – холодно спросила я. Её победный взгляд сменился на полный ненависти, я же обогнула её и поспешила на выход.

Во дворе были все в сборе, и дожидались меня. Князь что-то говорил капитану отряда. При виде его холод в моей душе превратился в арктическую стужу. Завидев меня, он подошёл ко мне, и я прямо встретила его взгляд.

– Извиняться не буду, – только и сказал он, после молчания.

Извинения?!

– Они ни к чему. – Проигнорировав его руку, я села в карету.

Уезжая, я знала, что как бы всё ни сложилось, ноги моей больше здесь не будет.

– И всё же, надеюсь, ты меня простишь, – тихо произнёс Мислав, наблюдая, как карета скрывается из вида.

Вчера он не мог найти себе места, и после ухода Кристины, заперся у себя в кабинете. Он видел, что она мыслями уже в дороге и это задевало. Налив себе вина и обхватив бокал, он не мог понять, как за такое короткое время она успела прочно войти в его жизнь, заняв важное место в ней? Проведя с ней эти дни, он на краткое время получил представление, как будет, когда они станут семьёй, и это ему понравилось. Видеть её улыбку, как она подразнивает дочь, играет с ней… Он хотел видеть её беременной своим ребёнком. При взгляде на Кристину ему хотелось стать лучше. Да даже один её тёплый взгляд или улыбка выворачивали ему душу.

А завтра она уезжает, и он сам отпускает её. Уже сейчас его пронзило чувство потери. Внезапно он понял, что так и не сказал ей, что любит её. Впервые за много лет, и впервые так сильно. Раньше он считал, что любил мать Агнии, но то тёплое чувство не шло ни в какое сравнение с тем пожаром, что зажгла в нём Кристина. Он ни о чём не жалел и знал, что пойдёт на всё, лишь бы она была рядом. Его, жёсткого, жестоко с врагами и недругами, она наполняла светом и дарила тепло одним лишь присутствием.

Мислав почувствовал, что очень важно сказать ей об этом до её отъезда. Не колеблясь, он позвал слугу и отдал распоряжение, а потом сдвинул панель тайного хода и пошёл к ней.

Было поздно, и она спала. Стараясь не разбудить любимую, он сел в её ногах, не в силах отвести взгляд. Как юнцу, ему хотелось кричать о своей любви, но нежность, вспыхнувшая при взгляде на неё, не давала ему разбудить её. Кристина беспокойно заворочалась во сне, сбрасывая одеяло, и Мислав решил для себя, что если она проснётся, то он признается ей в своих чувствах, откроет душу. Именно сейчас, в тиши ночи это казалось правильным. Если же нет… Что ж, он подождёт, когда она вернётся.

Как будто само провидение сжалилось над ним, и она заметалась, просыпаясь.

– Владислав! – услышал он, и все слова замерли на губах.

В душе поднялось что-то тёмное, заставляющее крушить всё вокруг. За ту секунду, что она открыла глаза, всё светлое в его душе было сметено ослепительной яростью.

Это его женщина! Она будет его. Хотелось заклеймить её, подчинить, показать ей, кому она принадлежит. Держась на грани, он понимал, что одно её резкое движение, и он изнасилует ей. Тёмная часть его даже желала её сопротивления, чтобы иметь полное право подчинить. Хотел, чтобы она испытала боль, которая терзала его. Он желал видеть её под собой, узнать какая она в момент страсти, заставить кричать его имя.

С трудом владея собой, он озвучил своё желание. Стараясь подчинить внутреннего зверя, он не спеша прикасался к ней, отслеживая малейшие изменения выражения лица. Видел её внутреннее сопротивление и пресекал даже тень неповиновения. Он должен был увериться, что она подчинится ему, признает его и власть над ней. Ему необходимы были гарантии, что она вернётся к нему, потому что всё внутри кричало не пустить, запереть и плевать на последствия.

Никогда и ни с кем у него не было так остро, на грани. Когда всё внутри требует немедленно взять, ворваться, услышать стон… усмирять себя и дарить нежные невесомые ласки. Наблюдать, как расширяется зрачок от осознания, что тело реагирует и появляется желание. Видеть в глазах сопротивление и ломать его, получая власть над телом.

Ему нужны были её глаза, он чувствовал необходимость видеть и впитывать все эмоции, что сменяли друг друга. Как скряга он собирался хранить их, пока её не будет рядом.

И всё же он чувствовал себя проигравшим. Он видел, какая она в страсти, но не видел в её глазах любви. Она подчинилась, но он её не подчинил. Одно то, что она не захотела произнести его имя, разрывало его изнутри. Он покинул её, так как понимал, что контроль на исходе, и он переступит черту, которую сам же и установил.

Вернувшись в кабинет, он разгромил его, давая выход душившей ярости и боли. В покоях же его ждала та, что так похожа на неё. Не произнося и слова, он взял всё, что ему предлагали, желая получить всё то, что ему так и не дали. И его имя, срывающееся раз за разом в других устах, для него звучало с горечью.

Он помнил её слова о том, что у неё с Владиславом своя история, и она никогда не будет смотреть на него так же. Что ему решать, какая история будет у них. Сегодня он в полной мере прочувствовал на себе её взгляд – холодный, пустой. Серые глаза почернели и смотрелись темными провалами на бледном осунувшемся лице.

Она смело встретила его взгляд, не опустив головы. Лучше бы она кричала, обвиняла, проклинала. Ему хотелось схватить её и сжать в объятиях, заставить пробиться хоть проблеск эмоций, но он понимал, что это будет бесполезно. Такой пустой взгляд он видел у людей, которым уже нечего терять. Эмоции выгорели, оставляя решимость.