— Значит, все-таки умеешь?

— Зачем ты это сделал? — Света была не столько удивлена, сколько раздосадована и рассержена.

— Контролируй, пожалуйста, эмоции. Когда ты бесишься, как сейчас, ты становишься уязвимой.

Девушке хватило ровно два вдоха, чтобы аура снова обрела нейтральный светло-зеленый цвет.

— У тебя прекрасные способности псиона, дочь. Если бы ты пожелала, то могла бы стать великой. Или величайшей. Возможно, переплюнула бы даже меня — при должном старании.

— Но я не хочу. И это мой выбор. Жаль, что ты не можешь этого понять.

Между нами возникла стена. Не в фигуральном плане — Света скорее рефлекторно, чем осознанно, выставила Невидимый Щит, видимо, опасаясь, что я метну в нее еще какую-нибудь посудину. Но это в мои планы, разумеется, не входило. Я собирался сказать, что постараюсь не поднимать больше вопросы, связанные с выбранной ею профессией, но в этот самый миг слова застряли у меня в горле.

Вдоль позвоночника будто прокатилась электрическая волна, и вновь нахлынуло это — чувство близости Гнезда. Оно ощущалось словно сразу повсюду и нигде, и вовне, и внутри меня. Белый кафель на стене кухни дрогнул, качнулся и поплыл — словно однажды в студенческие годы, когда я с непривычки перебрал на этой самой кухне с алкоголем… Нет, это головокружение казалось все же чуть иным. Я внезапно вспомнил — почти так же у меня закружилась голова много лет назад, когда я выбрался из палатки в ночь. Запах мокрой травы и прелой листвы. Капли дождя хлещут по лицу, я стою, чуть пригнувшись, и не могу пошевелиться. Фигура охотника виднеется чуть впереди, он повернулся спиной ко мне, настороженно прислушивается к окружающему лесу, взяв ружье наизготовку. Костер угас, размытые тени в свете луны тонут во мраке. Я знаю, что произойдет в следующий миг, но не могу ни крикнуть, ни пошевелиться. Одна из теней метнулась из кустов за спиной человека и обрушилась на его плечи, повалив наземь. И тут странное оцепенение вдруг прошло. Я двинулся вперед, во мрак, наугад. Над головой навис низкий свод, влажные корни деревьев плетьми свисают вниз, касаются лица. Я не обращаю на них внимания. Знакомый туннель — откуда-то знаю, что это первый, самый верхний уровень Амазонского Гнезда, самого большого Гнезда на Земле. Там впереди затаился враг. Нервы натянуты до предела. С потолка по капле сочится вода, отмеряя мои шаги: кап… кап… пап…

— Пап? Что с тобой? Пап!

Кухня. Белый кафель на стенах. Осколки разбитой тарелки на полу. Тикают часы на стене, словно весенняя капель, в такт бьющему барабанной дробью пульсу в висках.

— У тебя сердце что ли прихватило? Ты побледнел весь.

Сердечный приступ? У псиона? Смешно.

— Нет, всё… Всё в порядке, Света.

Я поднялся из-за стола.

— Спасибо за ужин. Мне нужно еще кое-куда успеть.

И я пошел, провожаемый встревоженным взглядом в спину.

И вправду. Нужно успеть.

Уже на лестнице я решил, что лишний час погоды не сделает, а мозги привести в порядок надо. Поэтому вместо того, чтобы снова через ментал прыгнуть к Злобному, пошел пешком. Видение следовало обдумать.

Основное отличие от предыдущих заключалось в четком указании места. Всплывающие осколки памяти можно игнорировать, таким образом подсознание пытается облечь невнятные чувства в знакомые образы. Вот то, что во время приступа я точно знал, где нахожусь — важно. И, если подумать, логично. Если где-то и сохранились остатки тварей, так именно там, в Амазонском Гнезде. Только там пространство было перекручено в многоярусный лабиринт настолько сильно, что до сих пор не до конца зарастило трещины. Все остальные Гнезда исчезли, оставив после себя первые ярусы и немногочисленных, быстро подохших тварей.

На Амазонке единственной кроме первого яруса осталось нечто ещё. Проходы исчезли, но изредка аппаратура фиксирует колебания, характерные для разрывов пространства. Всякий раз после них поисковые команды находят следы примитивной флоры и фауны, характерной для Гнезд. То есть Старшие, Младшие и Подчиненные погибли, однако место их обитания частично уцелело и продолжает существовать.

Я остановился, осознав, что использовал внутреннюю классификацию тварей. Люди о ней не знают. Я им не говорил.

Очень. Плохой. Признак.

Быстрая проверка подтвердила, что барьеры, ограждающие чужака от основной части моего сознания, по-прежнему невредимы. Это ничего не значит — если я вижу мельчайшие прорехи в ментальной броне псионов и могу проникать сквозь них, то почему бы порождению на порядки более развитого разума не поступать точно так же со мной?

Я — всё ещё я? Да вроде бы. Изменений в себе не замечаю.

Никаких странных желаний не испытываю, куда-то бежать и крошить человеков не собираюсь. Разобраться в происходящем хочется, что есть, то есть. Вопрос в том, как? Единственная зацепка — Амазонское Гнездо… Придётся туда съездить. Других вариантов не вижу, да и этот не особо приятный. Абсолютно все люди мира желают держать Аскета как можно дальше от места последней схватки с врагом человечества, потому что боятся неведомо чего. Возвращения Господина или конца света, что, в принципе, одно и то же. Хотя нет, вру. Есть парочка сект, которые будут не против.

Личность я известная, правительства всех стран мира относятся ко мне с настороженностью. Любые пересечения границы приходится согласовывать на самом высоком уровне. Могу их понять — я бы тоже напрягся, узнав, что ко мне едет сильнейший ментат планеты. Так что мои поездки за рубеж осуществляются либо по приглашению принимающей стороны, либо с заполнением кучи бумаг.

В другой ситуации прыгнул бы через ментал, но, во-первых, на такие большие расстояния мне пока что переходы совершать не доводилось. Теоретически разницы не должно быть, дистанция роли не играет, но мало ли. Во-вторых, что куда существеннее, для прыжка нужен маяк. В Бразилии сейчас никого из знакомых псионов, вроде бы, нет, а даже если бы и были — зачем им знать мои планы? Придется лететь самолетом.

Принятое решение слегка сбросило груз с плеч. Когда есть хотя бы примерный план действий, жить становится проще — движение не позволяет унывать. Так что, приободрившись, я послал Злобному пинг с вопросом, можно ли к нему зайти через полчаса, и медленно побрел в сторону его нынешней обители.

Злобный вот уже три года руководит силовым департаментом Федеральной Службы контроля за деятельностью псионов. Назначили его на должность после того, как начальное напряжение схлынуло, и зачистка Кругов превратилась из кровавых боев в рутину. Одно время он, образно выражаясь, совмещал, то перемещаясь из города в город во главе отряда боевиков, то сидя в Питере и строя работу формирующегося департамента, но с недавних пор сосредоточился на своей новой деятельности. Знакомые со скорбными лицами шутили, что он окончательно из бойца превратился в чиновника, чем немало его бесили.

Понять Злобного можно. Всякого дерьма, связанного с псионикой, в мире становится больше, преступления совершаются чаще. Два процента — доля псионов в общей численности человечества, в России выше за счет миграции со всего мира. Конечно, среди них хватает людей сомнительных моральных качеств, склонных к нарушению закона. Высокие уровни и мощная оболочка у преступников встречаются редко, зато их относительно много и все случаи с их участием привлекают особое внимание журналистов. Те, разумеется, с радостью используют малейший повод напугать толпу. Немногие псионы старших уровней, пошедшие в криминал, доставляют обществу проблемы на порядок серьёзнее, образно выражаясь «мал клоп, да вонюч».