– Добрый день, моя фамилия Глюкман, – говорит Стейк. Голос у него почти как у взрослого, разве только малость потоньше. – Я бы хотел заказать фотоаппарат.

Внутри у Хедвиг всё просто взрывается. И как он не боится!

– У нас нет денег! – шепчет она.

Стейк знаком велит ей помолчать.

– Что вы сказали? – говорит он. – Какая модель? С объективом. Чёрный. Что вы сказали? Да, могу. – Он поворачивается к Хедвиг. – Они включили музыку. Просят подождать.

И, пока ждёт, рассказывает Хедвиг про свой план.

Магазин пришлёт фотоаппарат Глюкману, поскольку Стейк назвался Глюкманом, а не Стейком. И, когда придёт посылка, Хедвиг и Стейк будут стоять наготове у почтового ящика Глюкмана, чтобы забрать её до того, как тот проснётся. И – випс! – у мамы Хедвиг новый фотик, похожий на старый так, что и не отличишь.

Но это ещё не всё. Через несколько дней к Глюкману явится полиция искать фотоаппарат, который он заказал, но не оплатил. И найдёт. Да-да, конечно, не совсем тот фотоаппарат, а фотоаппарат мамы Хедвиг, который он нагло присвоил! Но фотоаппарат мамы Хедвиг так похож на фотик из магазина, что никто ничего не заметит. И тогда полиция заберёт фотоаппарат, а Глюкмана посадят за решётку!

Такого блестящего плана Хедвиг давно уже не слышала. Он намного лучше предыдущего, потому что в нём нет никаких вонючих кухонных диванов.

Стейк довольно поглаживает себя по остриженной макушке. Но вдруг вздрагивает и продолжает телефонный разговор.

– Что вы сказали? Сколько мне лет? Тридцать. Алло? – Стейк пожимает плечами. – Повесили трубку.

– Тебе надо говорить как бы басом, – советует Хедвиг.

Да, пожалуй, соглашается Стейк. Он покашливает и пробует сделать так, чтобы голос звучал пониже.

– Баа-буу-ба-бубб-бубб. Ну как, лучше?

Хедвиг радостно кивает.

Стейк снова ведёт пальцем по странице телефонного каталога и выбирает другой номер. Звонит.

– Добрый день, моя фамилия Глюкман, – говорит он новым голосом. – Я бы хотел заказать фотоаппарат с объективом, чёрный. Это возможно? Можете прислать сегодня? Замечательно! – Он показывает Хедвиг большой палец и подмигивает.

Хедвиг танцует и прыгает от восторга – всё будет хорошо! Стейк такой умный, просто поверить невозможно!

– Что вы сказали? – говорит Стейк в трубку. – Эм-м… секундочку… Какой у Глюкмана адрес? – шепчет он.

Проходит секунда, и во втором магазине тоже вешают трубку.

Стейка уже начинают бесить эти идиоты в фотомагазинах, которые только и делают, что вешают трубки. Закипая от ярости, он набирает последний номер.

– Алло, это Глюкман! – орёт он. – Немедленно пришлите мне фотоаппарат с объективом, иначе я подорву ваш магазин!

После этого он сам вешает трубку, да так быстро, что в воздухе раздаётся свист. Его щёки белее бумаги.

– Они сказали, что позвонят в полицию.

Хедвиг до смерти перепугалась. К ним приедет полиция и арестует за то, что они звонили и угрожали продавцам! Что скажет мама? Она упадёт в обморок от горя! Это так ужасно – видеть, как твоего ребёнка сажают за решётку. Но ещё ужаснее – подумать: «Дай-ка я в последний раз на прощанье щёлкну Хедвиг» – и обнаружить, что у тебя нет фотоаппарата!

– Что будем делать? – спрашивает Хедвиг.

Стейк грызёт указательный палец.

– Может, они и не станут звонить в полицию, – бормочет он. – Может, они просто напугать нас хотели.

И в следующую секунду дребезжит телефон!

– Полиция! – пищит Хедвиг, готовая расплакаться.

Стейк покрывается потом. Он смотрит на телефон так, как будто тот сейчас подпрыгнет и укусит его. Стейк стоит, стиснув зубы, и наконец говорит:

– Не будем отвечать.

– Нет.

Они садятся на диван и ждут, когда телефон замолчит. Каждая секунда кажется длинной, как вечность, а каждый звонок словно разрывает тебя изнутри. Хедвиг в отчаянии затыкает уши.

– Ну пожалуйста, перестаньте.

Но тот, кто звонит, никак не перестаёт. Раздаётся звонок за звонком, и примерно после двадцатого Стейк стирает пот со лба и смотрит на Хедвиг.

– Надо что-то придумать, – говорит он. Думает две секунды и снимает трубку.

– Джонни Барк слушает, – отвечает он. А потом передаёт трубку Хедвиг. – Это тебя.

– Алло? – блеет Хедвиг.

На другом конце провода слышен знакомый голос. Это дедушка. Он вполне весёлый. Он говорит, что бабушке стало лучше.

Это просто чудо какое-то! Такое, что даже не верится! Однажды утром, когда бабушка лежала в постели и отдыхала, в комнату вошёл дедушка. Он принёс почту. Бабушке пришло письмо – от Хедвиг. Это было самое чудесное и самое нежное письмо, которое только можно себе представить. А самое чудесное в нём – разумеется, рисунок. Бабушкин портрет.

И, когда бабушка увидела этот рисунок, она притихла. Минут десять она лежала и просто смотрела на него. Потом откинула одеяло и пошла в ванную. А когда вышла, волосы были собраны в пучок, ногти накрашены розовым лаком, а спина вытянулась как струна. Она надела своё самое элегантное будничное платье, сунула ноги в туфли на каблуках и пошла за утюгом, чтобы погладить рубашки. Погладить ей так и не удалось, потому что доску выкинули, да и какая разница, если мятых рубашек всё равно нет?

Зато теперь рубашки, выглаженные и аккуратно сложенные, лежат на заднем сиденье синего «сааба». Рядом болтает ногами Хедвиг, впереди сидят мама и папа.

– Я же говорила, что письмо сыграет свою роль! – говорит мама, выезжая с гравиевой дорожки возле «Дома на лугу». – Бабушка о нас несколько раз спрашивала, здорово же, правда?

– Ага, – отвечает Хедвиг. Её прямо трясёт от гордости. Благодаря ей бабушка поправилась!

За окном обмахиваются хвостами коровы. Они смотрят на небо и мечтают о дожде или хотя бы маленькой тени. Но ни того ни другого им не дождаться. Упрямая жара никак не спадает.

В городе асфальт как будто дрожит. Неподвижный и пыльный воздух висит между высокими домами. Самый высокий – дом бабушки и дедушки, в нём шесть этажей. Хедвиг, щурясь, смотрит наверх.

Точно, вон они стоят у перил и машут. Как всегда.

Бабушка встречает гостей в прихожей, она узнаёт их, она, точно так же, как всегда, знает, как зовут её внучку.

А в ноздри проникает запах, запах, который Хедвиг всегда чувствует в коридоре, когда приходит в гости к бабушке и дедушке. Сладкий, кислый и бодрящий.