Наверное, придется снова тщательно продумать свой наряд для события, которое состоится на следующей недели. Ничего, небольшие расходы могут впоследствии обернуться дивидендами, потому что кандидатура будущего президента «Нэксуса» будет окончательно выбрана именно в этой поездке.

Пэтти сверилась с часами. Подошло время замедлить темп бега.

Наверное, не стоит сегодня за завтраком пить кофе. Желудок и так что-то шалит. Она не хотела выглядеть нездоровой на вечере. А для того чтобы выглядеть там поистине президентской женой, необходимо тщательно подготовиться. И – господь свидетель! – когда придет ее время, она будет справляться с этой почетной обязанностью несравнимо лучше этой надменной Сильваны. Вся-то заслуга ее была в том, что она выросла в аристократическом палаццо, а уж так высоко задирает нос, что едва снисходит до разговора с простыми смертными.

Пэтти проверила свой пульс. Он был чуть выше, чем обычно. Она продолжала медленный бег.

Да, положим, ее платье будет не такое красивое, какое ей бы хотелось, но зато фигура у нее лучше, чем у Сильваны. И что же она все-таки за штучка?.. Может быть, загадка редкой верности Сильваны своему распутному мужу объяснялась довольно просто: ей было бы стыдно показаться обнаженной перед любовником. Даже когда все гости на ее вечерах купались в бассейнах, Сильвану никто не видел в купальнике. У нее был громадный гардероб, состоящий из бесформенных шелковых одеяний, присылаемых с Гавайских островов. «О боже, – думала Пэтти, закрывая глаза, – если бы у меня только был повар… Вернее, когда у меня будет повар…»

Пэтти пробежала мимо изящных коринфских колонн следующего дома. Было только половина седьмого, но на лужайке уже вовсю гоняли футбольный мяч два оболтуса Анни. Нет, если бы у Пэтти родились такие слоны, она бы даже и не вставляла стекла в окна своего дома. Зачем? Все равно разобьют. Анни уж слишком либерально их воспитывала. Оттого-то они и пошли все как один в своего буйного папашу. Пэтти знала Анни уже восемь лет и отлично видела, что ее мужчины обращаются с ней либо как с девочкой на побегушках, либо как с кухаркой. Но виноваты в таком положении дел были не только Дюк и сыновья, как это ни странно, но и сама Анни. Она была безвольным человеком, тряпкой, поэтому неудивительно, что домашние делали с ней что хотели. Анни каждую минуту готова была извиняться и все за что-то беспокоилась и волновалась. На ее надгробном камне уместно смотрелась бы надпись: «НЕ ЗАБЫЛА ЛИ Я ВЫКЛЮЧИТЬ СВЕТ?» С другой стороны, Пэтти готова была признать, что быть «исключительно домохозяйкой» – так описывала свое житье-бытье сама Анни – это был единственно возможный способ существования в той семье.

Пэтти побежала до того места, которое означало половину преодоленного пути, и, не останавливаясь, повернула к дому. Теперь она бежала в среднем темпе. Навстречу ей попадались другие бегуны, и лишь немногие из них удерживались от того, чтобы не бросить ей вдогонку восхищенный взгляд. Она уже привыкла к этому. У нее была очень стройная и атлетическая фигура, высокий рост, ей была присуща природная грация, которой так не хватает многим людям, занимающимся бегом, ее профиль напоминал профиль грейхаунда, готового броситься вперед, белокурые прямые волосы были подстрижены «под мальчика», а светлые брови образовывали прямую полоску над узким изящным носом. У Пэтти был небольшой, правильной формы рот и точеный подбородок, как на картинах Микеланджело.

Пэтти выросла на маленьком полуострове, выдававшемся в бухту Сан-Франциско. Она начала бегать еще в Стэнфорде. Для того чтобы попасть туда, недостаточно быть богатым человеком. Нужно еще быть одаренным. Пэтти была хорошей студенткой, потому что обладала почти фотографической памятью. Впрочем, она была непоседа, и ей недоставало умения концентрироваться. У Пэтти можно было справляться по всем техническим вопросам, не утруждая себя заглядывать в справочник. Чарли так и поступал. За это он и обожал Пэтти. Ведь она никогда не допускала ошибок.

По какой-то печальной иронии судьбы у такой совершенной женщины, обладавшей железным здоровьем, родился малыш с тяжелейшим недугом – spina bifida. Эта болезнь не имела радикального лечения и требовала от тех, кто ухаживал за больным, нечеловеческого терпения. С мозгом у Стефена, к счастью, все было нормально. Более того, казалось, что у Пэтти растет смышленый мальчуган с живым и пытливым умом. Но была в этом и оборотная сторона медали. Мальчику суждено было рано осознать свое физическое убожество и очень от этого страдать. Из-за врожденного уродства и нарушения функций спинного мозга у мальчика были деформированы конечности, что обрекало его на пожизненную беспомощность и к тому же недержание. Доктор Бэк заверил их, что Стефен благополучно достигнет зрелости, но нормальным человеком он, конечно, никогда не будет.

Чарли в этой ситуации проявил себя лучшим образом. Они еще больше привязались друг к другу в этой маленькой, выкрашенной в веселые светлые тона больничной палате. Чарли сказал Пэтти, что они не должны терзаться, так как не их вина в том, что родился больной малыш.

Прижимая к груди своего ребенка, Пэтти наотрез отказалась сдавать его в дом малютки еще до того, как Чарли начал объяснять ей все преимущества этого шага. Стефен был их сыном. У него было такое очаровательное личико, а большие голубые глаза смотрели на нее с таким доверием!.. Единственный дом, который должен узнать Стефен, это дом его родителей. Они его породили на свет, они его и должны вырастить. А забота о нем… Что ж, по крайней мере, этим они могли хоть как-то загладить ту вину, которую все-таки в глубине души ощущали.

Прошло восемь лет со времени рождения Стефена, и Пэтти ни на шаг не отходила от своего сына, а медицинские счета лились полноводной рекой. Из-за постоянных огромных расходов на Стефена им не удавалось откладывать деньги, которые помогли бы ему же. Ведь Стефен нуждался в круглосуточной опеке до конца своей жизни.

Рождение Стефена сильно подорвало уверенность в себе у Пэтти, и она до сих пор окончательно не оправилась от этого. Она чувствовала, что каким-то образом – она не знала, каким именно, – она допустила в своей жизни что-то настолько ужасное, что все обернулось для нее столь тяжким наказанием. Пэтти чувствовала, что в чем-то виновата, хотя и не знала, в чем. Таким образом она сама себя наказала неизвестно за что.

Слегка задыхаясь, Пэтти завернула за последний поворот и увидела Джуди, их экономку, которая въезжала на своей машине на их подъездную дорогу. Как раз вовремя, так как ночная служанка уже, наверное, ушла. Спустя несколько минут Пэтти уже могла видеть их дом – особнячок в тюдоровском стиле с узкими окнами и непомерно большой парадной дверью. До завтрака Стефена у нее как раз оставалось несколько минут, чтобы принять душ.

На подъездной дорожке она перешла на ходьбу, затем стянула с головы повязку и проверила пульс. Ну вот, зарядилась на весь день. Пэтти терпеть не могла женщин, которые по безволию теряют форму, а потом по этому поводу устраивают истерики. Тридцатилетние дуры. Лично она намеревалась постоянно поддерживать себя в хорошей форме.

Пэтти не понадобится сегодня вечером новое платье для того, чтобы скрыть свою фигуру. Ей нечего было скрывать. Хотя она должна была признать, что у Сюзи фигура нисколько не хуже, чем у нее, притом что Сюзи никогда в жизни не сделала ни одного физического упражнения. Сучка! У Сюзи всегда были новые наряды. Она тратила время и деньги исключительно на свою персону. Вот Пэтти, например, просто не смогла бы целый день провести у парикмахера, маникюрши, массажиста… Но что возьмешь с Сюзи, если она поддержание собственной внешности сделала своей профессией.