Потом сознание погасло, не слишком быстро, как раз, чтобы Ляхов еще успел подумать, что вот оно то самое и есть.

«Ретроградные секунды» перед смертью, в которые он решил не верить.

…И так же сразу все прошло. Не оставив после себя никаких особенных последствий соматического типа. Единственно — в голове слышалось нечто вроде замирающего звона прекративших праздничный благовест колоколов.

Еще через полминуты Вадим сообразил, что никакие не колокола, а обычные вертолеты приближаются. Догадка превратилась в уверенность, когда в лицо ударил горячий ветер и обвальный грохот турбин.

Над перевалом косо скользнули силуэты сразу трех тяжелых «Си-60» огневой поддержки. В горячке и азарте боя, который они уже мысленно договорились считать последним, и Тарханов и Ляхов о такой возможности забыли и думать.

Ляхов подхватил винтовку и заспешил вниз.

…Военврач сидел на камне, опираясь на винтовку, а за плечо его тряс средних лет летчик в синем комбинезоне. Приличный кусок времени выпал у Вадима из восприятия. Совсем низко над головой проворачивались по инерции лопасти ротора. На площадке хватало места только для одной машины, остальные две выписывали восьмерки над серединой ущелья, и с их подкрыльевых пилонов то и дело срывались дымные полосы НУРСов.

Летчик что-то говорил, но Ляхов не слышал его, слишком сильно гудел двигатель, да и голову заполнял неприятный, томительный, глухой, как сквозь вату, звон.

И вообще он не очень хорошо понимал, где находится и что с ним происходит. Более-менее отчетливые впечатления остались только от самого момента взрыва и появления вертолетов. Все, что было до, словно подернулось густым туманом. И цветовая гамма вокруг казалась странной, он смотрел на мир будто сквозь толстое оранжевое стекло.

Потом он увидел у себя в руках фляжку и сделал несколько длинных жадных глотков, с опозданием поняв, что там не вода, а коньяк. Что ж, тем лучше.

— Где майор? — с трудом ворочая языком, спросил Ляхов.

— Какой майор? Русские погоны у твоего напарника, капитан[5]он. Все в порядке, уже в машине, зацепило его, но не очень сильно. Пойдем, лететь пора.

— Сейчас, — ответил Ляхов, — мне еще барахло забрать надо. А что же вы так долго, мы вас ждали-ждали. Еще бы десять минут — и конец.

— Что значит долго? Как приказ получили — в полчаса уложились.

Ляхов с недоумением посмотрел сначала на летчика, потом на свои часы. Он совершенно точно помнил, что последний раз они показывали без пятнадцати одиннадцать, и было это не меньше получаса назад, еще до того, как он разделался со скалолазами. А сейчас обе стрелки сошлись на цифре «X».

— Постой, постой, братец, вы когда приказ получили?

— Ровно в девять, у меня и в бортжурнале записано. Я ребят по тревоге поднял, боезапас уже загружен был, топливо долили и взлетели. В девять тридцать пять были над целью. Я как раз тебя увидел, ты нам фуражкой махнул и показал, куда ракеты пускать.

— Ни хрена не понимаю! — Вадим потряс часы, приложил к уху. Шли они нормально. Оставалось предположить, что он просто в горячке боя перепутал большую стрелку с маленькой.

— А вы молодцы, ребята. Сколько накрошили вдвоем! Теперь вертите дырки для орденов. Глядишь, под это дело и нам что-нибудь обломится…

Ляхов хотел спросить, как зовут его спасителя, но тут же забыл о своем намерении. Все же сильно не по себе ему было. Ладно, успеется, мелькнула, похоже, такая мысль. Не последний день живем…

Он повернулся и пошел не туда, где оставил среди камней и футляр с принадлежностью от винтовки, и санитарную сумку, и китель, а вниз по дороге.

Вид густо покрывающих дорогу тел, пробитых его и Тарханова пулями и посеченных разрывами ракет «воздух — земля», отнюдь его не расстроил. Смотрел в лица бородачей и почти безусых юнцов, разномастно одетых в пятнистые комбинезоны, халаты, старые английские кителя-хаки и не чувствовал совершенно ничего. В смысле раскаяния или душевных терзаний.

Ну, накрошили кучу бандитов, озверевших то ли от анаши, то ли от ложно понятого религиозного и национального долга, так на то и служба.

Присяга и все такое. Переживания героев Ремарка в Мировой войне были ему совершенно чужды.

«Нет, я понимаю, контузия, — думал он профессионально, несколько удивляясь охватившей его эмоциональной тупости, — но все же…»

За поворотом, как раз там, куда он бросил свои гранаты, Ляхов увидел мертвых ослов с двойными серыми вьюками на спинах, убитых погонщиков, а чуть дальше — лежащего на спине пожилого араба или перса в зеленой чалме и новом коричневато-рыжем мундире неизвестного фасона. Ни в одной из европейских армий таких не носили. И на ногах тяжелые ботинки с крагами.

Отброшенные взрывом, напротив старика разбросали ноги и руки еще два бойца помоложе, в таких же униформах. Между ними завалился набок зеленый алюминиевый цилиндр с крышкой на барашках, похоже, армейский походный термоконтейнер, оснащенный брезентовыми лямками для переноски за спиной. В его боках тоже выделялись дырки и вмятины от чугунных осколков.

Жрать они, что ли, собирались, перед тем как он бросил свои гранаты?

Но это все ерунда, никчемные проблемы переставших жить людей. А вот кое-что поинтереснее…

Перебитой и вывернутой в локте рукой с торчащими бело-розовыми костями хаджи[6]сжимал кривую саблю в богато украшенных ножнах и сверкающим россыпью камней эфесом. Сабля наполовину вытянута из ножен, будто в последний момент ее хозяин собирался пустить ее в дело, да не успел.

Ляхов нагнулся и вырвал оружие из начавших костенеть пальцев трупа. Сунул под мышку. Хорошее будет пополнение прадедовской и дедовской коллекции трофеев.

Есть там палаши немецких кирасир, сабли венгерских гусар, много всякого российского холодного оружия, а теперь будет и настоящая бедуинская сабля.

Дальше идти ему не захотелось, да и сил не было. Вадим собрался повернуть обратно, но что-то заставило его наклониться над контейнером. Через самую большую пробоину он увидел отнюдь не плов и не гороховый суп, а сломанные и раскрошенные электронные панели, торчащие обрывки проводов.

Радиостанция, что ли? Не слишком похоже. Сделав некоторое умственное усилие, Вадим подумал, что следует взять эту штуку с собой. Может быть, пригодится связистам или кому-нибудь еще.

Забросил ремень на плечо. Весу в трофее было килограмм десять. На не слишком верных ногах побрел обратно.