— Наверное, на водопое.

Полный желудок намекал на сон и отдых, но Ивану не спалось. Он, если честно, и не собирался спать. Если уж совсем откровенно, то он был рад, что дед заснул и не составляет ему компанию. Пусть даже это компания молчунов. Ване срочно требовалось побыть наедине со своими мыслями. Лежа на колючей от срезанных кустов земле, Иван зачарованно смотрел на звезды. Такого восхитительного звездного неба он никогда не видел. Из центра города такого точно не увидишь.

— Интересно, куда нас занесло. Это же Млечный Путь? Наверное… — Иван привстал. — Ну да, созвездие Медведицы и Полярную звезду точно ни с чем не спутать. Значит, я точно на Земле и в Северном полушарии.

Еще десять минут Иван пялился на звезды, пытаясь разглядеть искорки спутников. Из-за темной стены кустов выполз месяц. Долгое вглядывание в серпик ничего экстраординарного не выявило — месяц как месяц. По всему выходило, что космос вокруг Ивана был самый обыкновенный. Это успокаивало. В фантастику и инопланетян он не верил, хотя и допускал возможность их существования.

«Значит, или я сошел с ума, и мне все это мерещится, или это розыгрыш какой-нибудь».

Ваня почувствовал, как саднят ссадины и царапины на руках, гудят ноги и побаливает подвернутая ступня, и решил, что ТАК мерещиться не может. Порыв прохладного ветра принес запах моря и трав. Иван застегнул молнию на куртке, поерзал, устраиваясь удобнее, и закрыл глаза. Прямо над ухом раздалась трель сверчка.

«С утра все порезы обработаю. А ты, сука, заткнись!»

С этой мыслью Ваня заснул.

Третье по счету утро на новом месте Иван самым наглым образом проспал. Проснулся он от того, что солнце успело высоко подняться над горизонтом, тень отступила, и лицо начало крепко припекать. Отлично выспавшийся и отдохнувший Ваня бодро подскочил и заорал:

— Иваныч, подъем!

Иван Иванович проснулся с головной болью очень рано — едва начало светать. Несмотря на теплую ночь, его то морозило, то бросало в пот. Лицо под повязкой снова разболелось. И дико чесалось ухо. Мысленно старик скривился:

«Чему ж там чесаться. Ваня говорил — оторвало ухо-то».

Левый глаз потихоньку начинал пульсировать болью. Иваныч тихо матюгнулся. Еще вечером, перед ужином, он почувствовал, что его знобит. В надежде, что просто перегрелся на солнце, таксист решил не обращать на это внимания и ничего не сказал Ивану. Но, проснувшись, он с ужасом понял, что озноб только усилился. Хуже всего была тошнотворная слабость. Иванычу показалось, что все его тело словно накрыто тяжелой периной, — он едва смог пошевелить рукой. Несколько минут старик просто лежал, прислушиваясь к своему организму. Постепенно страх куда-то испарился, и голова стала совершенно ясной.

— Зря я тогда поторопился. Надо было в аэропорту переждать, — сам удивляясь странности, несвоевременности и спокойствию своих мыслей, подумал Иваныч.

Старик понял — жизнь закончилась. Закончилась здесь и сейчас. Осознав это, Иваныч еще больше подивился своему спокойствию. В последние годы он часто задумывался о грядущем конце, и всегда ему казалось, что это будет страшно и больно, и что он будет бороться за каждый лишний день и час жизни. Но сейчас, несмотря на то что тело его бил озноб, в душе Иван Иванович оставался спокойным. Он лежал и смотрел куда-то за серый потолок своего автомобиля, вспоминая, как месяц назад вся его немаленькая семья дружно закатывала в банки огурцы. Озноб неожиданно прекратился. Иваныч улыбнулся, закрыл глаз и уснул.

— Просыпайтесь! Ау! С добрым утром!

Ваня подскочил к открытой двери, из которой торчали ноги спящего деда.

— Вот, блин, надо было помочь ему разуться, — сокрушенно покачал головой Маляренко. — Дед, подъем!

Иван сунулся внутрь автомобиля и сразу же почувствовал запах гниения. Этот запах мигом сбил у Ивана все хорошее настроение и привел его в ужас. Он попытался растолкать старика, но тот не просыпался, а только часто-часто дышал. Руки его казались ледяными, как будто вокруг была зима. Ваня запаниковал, он совершенно не представлял, что ему делать, как помочь несчастному старику.

«Если бы у него был жар — поставил бы компресс. Чего делать? Попить дать надо!»

Маляренко метнулся к ведру с остатками бульона. В бульоне плавала куча каких-то насекомых и листья кустарника. Завтрак накрылся. Сплюнув с досады, Иван достал пластиковую бутылку и попытался осторожно влить воду в рот старику. Дед закашлялся, и вода полилась изо рта на сиденье. Уже совершенно не думая о ранах на лице старика, Ваня принялся изо всех сил его тормошить. Голова деда безвольно моталась из стороны в сторону, автомобиль, поскрипывая рессорами, начал раскачиваться, но даже такие серьезные усилия ни к чему не привели. Старик по-прежнему был без сознания и все так же часто и неглубоко, с хрипами, дышал.

Иван снова почувствовал, как болит его обожженная и поцарапанная ладонь. Он, пятясь, выполз из салона и сел на землю. Привалился спиной к теплому железному боку машины и заплакал.

Надо сказать, что за всю свою жизнь Иван плакал крайне редко. Его мама удивлялась, насколько неплаксивым и флегматичным был ее ребенок. А с возрастом слезы у Вани чаще всего появлялись сами собой, после удара молотком по пальцу или от упавшего на ногу блина от штанги. Все родственники Ивана, к счастью, были живы-здоровы, и он никогда до этого момента не задумывался о том, как страшно терять близких людей. Маляренко посмотрел на торчащие из машины ноги деда и с изумлением понял, что этот совершенно незнакомый человек ему очень дорог, и он боится его потерять. Иван вытер глаза и помотал головой, словно прогонял какое-то наваждение.

«Действительно, кто он мне? Я даже его фамилии не знаю. А поди ж ты…»

Он снова посмотрел на деда. Иван постарался припомнить, о чем они вообще говорили. И не смог. Получалось, что за эти двое суток они разговаривали в общей сложности минут десять. И, в общем, ни о чем.

Маляренко снова протиснулся в салон, пристроился на самом краешке дивана, взял старика за холодную руку и стал ждать.

Через сорок минут, так и не придя в сознание, таксист Иваныч умер. Маляренко, действуя как автомат, разобрал баррикаду, выбрался из «клумбы» и долго стоял, бездумно глядя в степь. В голове не было ни единой мысли. Он просто стоял и слушал, как высоко в небе поет птица, а в траве стрекочут кузнечики. Первый за сегодняшний день порыв горячего ветра больно стеганул Ивана по обожженному солнцем лицу. Маляренко вздрогнул и пришел в себя. Нужно было сделать много дел. Уже ни на что особо не надеясь, мужчина достал из кармана телефон и включил. А вдруг? «Вдруг» не случилось. Аппарат сначала поприветствовал хозяина, а потом послал его на хрен. Даже экстренный «сто двенадцать» не работал.

— Сам пошел! — Ваня сунул телефон обратно в карман и пообещал: — Я тобой еще гвозди забивать буду.

Взгляд его зацепился за ничем не примечательный кусок целины в пяти метрах от «клумбы».