Ранней весной 1941 года моряк уезжал вместе со своей семьей в Ленинград. Коля перерисовал из книги «Сказки Пушкина» картинку: к пристани подходит старинный корабль с огромным выгнутым парусом; на парусе — изображение солнца; с пристани люди в длинных кафтанах палят из пушек. Рисунок он подарил Желтой Рыси на прощанье. Им не было тогда и девяти лет.

Вскоре в квартиру моряка въехал новый жилец — молодой человек атлетического сложения. У него был голубой мотоцикл, на котором он иногда катал дворовых мальчишек. Кроме того, он учил их приемам классической борьбы. В комнате у дяди Вовы — так звали атлета — красовалась цирковая афиша. Дядя Вова был изображен на ней, среди других артистов, очень красивым и мускулистым, с грудью колесом, в черном трико.

Когда началась война, дядя Вова забил свою дверь гвоздями и ушел воевать. Колин отец, мастер вагоноремонтного завода, тоже был мобилизован. Отцу Юры, инженеру нефтеперерабатывающего завода, дали «броню», да он и не смог бы воевать, так как был невероятно близорук.

Теперь мальчишки играли в разведчиков и партизан. Жилось им трудно, особенно Коле и его матери, день и ночь работавшей в госпитале. Она была медицинской сестрой. Отец Коли не вернулся с войны — он погиб на днепровской переправе.

Закончив семилетку, Коля заявил матери, что теперь будет работать. Мать убеждала продолжать учение, но он был упрям. Юрин отец устроил Колю у себя на заводе, в ремонтном цехе, учеником слесаря, и заставил его поступить в вечернюю школу.

Вскоре Юриному отцу дали квартиру в новом доме. Двор совсем опустел, но теперь у Коли и времени-то для игр не оставалось.

Юра считал, что обижен судьбой, заставившей его всю войну корпеть над учебниками, вместо того чтобы драться с фашистами. А тут еще Колька задается и тычет под нос руки, плохо отмытые от масла и металлической пыли. Так или иначе, после восьмого класса Юра очутился в том же цехе, где работал Николай. Они вместе окончили вечернюю школу и поступили в институт на вечернее отделение.

Вскоре после окончания институтского курса молодые инженеры стали работать в «НИИТранснефти», в отделе, которым руководил Привалов.

Друзья пересекли двор, прошли мимо фикусов, выставленных для поливки, и стали подниматься по лестнице. Двое мальчишек, размахивая деревянными пистолетами и возбужденно крича, обогнали их, перемахнули через перила и съехали вниз по столбам.

— Видал? — Юра проводил мальчишек любопытным взглядом. — До чего похоже!

Через застекленную галерею они прошли в комнату. Здесь было прохладно. Над письменным столом Николая громоздились полки с книгами. В углу стоял, как цапля на одной ноге, фотоувеличитель.

Юра взял со стола самодельное ружье для подводной стрельбы, осмотрел его.

— Пружина туговата.

— В самый раз, — сказал Николай. — Слабее нельзя.

— Давай заканчивай к воскресенью. Постреляем.

— В воскресенье гонки. Забыл?

— А, верно! — Юра бросился на койку и блаженно потянулся. — Летний план выполнен, а, Колька? — Он стал загибать пальцы на руке. — Акваланг сделали. Цветную фотопленку освоили. Ружье почти готово. Скоро я свой магнитофон закончу. — Он поцокал языком. — Зверь, а не магнитофон будет. Увеселительный агрегат.

— Юрка, — сказал Николай, вытаскивая из ящика стола листки, испещренные эскизами и расчетами, — посмотри-ка, что я набросал.

Юра взглянул на листки.

— Какие-то груши. — Он протяжно зевнул. — Убери. Неохота вникать.

— Ты послушай сперва. Помнишь разговор о поверхностном натяжении? Шеф интересную мысль кинул.

— Шеф велел ее из головы выкинуть.

Николай разозлился:

— Кретин! С тобой невозможно стало говорить на серьезные темы! Одна Валечка у тебя в голове!

— Сам кретин, — благодушно отозвался Юра. — Ну ладно. Излагай.

Николай включил вентилятор.

— Ответь, — сказал он, закуривая, — какую форму имеет жидкость?

Юра вскинул брови:

— Форму сосуда, в который она налита. Об этом догадывались еще первобытные люди…

— Обожди. Теперь берем каплю. Что удерживает жидкость в капле? Натяжение поверхности. Без всякого сосуда. Идеальная форма минимальной поверхности — шар. Но капля не круглая: земное тяготение придает ей грушевидную форму.

— Каплевидную, — поправил Юра.

— Именно. Слушай дальше…

Но тут в дверь постучали. В комнату вошел крупный, атлетически сложенный мужчина в белой майке и синих пижамных брюках. У него было щекастое лицо, мощная нижняя челюсть и веселый рыжеватый хохолок на макушке. Из-под майки выпирали мускулы, несколько заплывшие жиром.

— Наконец-то поймал! — сказал атлет густым хрипловатым голосом. — Где ты шляешься, Коля? Никогда дома нету! — Он сел на стул, и стул жалобно заскрипел под его тяжестью.

— Чего тебе, дядя Вова? — спросил Николай.

— По научной части пришел. Вот. — Атлет протянул Николаю листок бумаги. — Силомер хочу сделать, новой конструкции. Здесь все нарисовано. Ты мне силу пружины рассчитай. И размеры…

— Срочно нужно?

— А чего тянуть? Ты науки знаешь, у тебя на линейке быстро получается.

— Завтра, дядя Вова. Хорошо?

— Ладно, потерплю, — согласился Вова. — Теперь еще дело есть. Акваланг дашь? На пару дней.

— Акваланг? — переспросил Николай.

— Не бойся, ничего я ему не сделаю, — сказал атлет, заметив его колебания. — Я потом снова заряжу баллоны воздухом.

— Ладно, бери.

Вова взял из рук Николая акваланг, маску, пояс с грузами, осмотрел их и щелкнул языком:

— Вещь! Ну, спасибо.

— Ты когда приехал? — спросил Николай. — Уезжал ведь куда-то?

— В воскресенье приехал. Между прочим, видел я, как ты девицу вытащил из воды. Ловкач! — Гора мускулов затряслась от смеха.

— Черт побери, весь город, кажется, видел! — сказал Николай.

— А что? — насторожился Вова. — Еще кто видел?

— Целый теплоход видел. Ты разве тоже был на «Узбекистане»?

— Ну, на теплоход-то я плевал, — неопределенно сказал Вова и, кивнув, вышел из комнаты.

— Надоел со своими силомерами! — проворчал Николай. — Так слушай дальше…

Тут он заметил, что Юра спит, мерно дыша и свесив с койки длинные ноги. Николай потряс его за плечо — Юра дернул ногой и, не открывая глаз, рукой отпихнул друга.

— Сейчас же проснись! — заорал Николай. — Душу вытряхну!

Юра открыл глаза.

— Я, кажется, немного вздремнул, — сказал он, дружелюбно улыбаясь.

— Мне тоже показалось. Слезь с койки.