– «Девять-один-один» слушает, что у вас случилось? – Меня всегда изумляет, сколько скуки и нетерпения одновременно звучит в голосе большинства операторов экстренной службы. И мужчины, и женщины – на этот раз я слышу низкий мужской голос – отвечают на звонки с отчужденностью, которой я иногда завидую. – Алло?

Второй голос слышится слабее, но мне кажется, что он тоже звучит достаточно низко. «Мужчина?» – думаю я.

– Нужна-а, чтобы кто-то приехал на пер’кресток Криз-роуд и Пожарной просеки двена-адцать, – говорит он. – Тут что-то творитсо.

Самое важное, что я выношу из этой фразы, – то, что акцент фальшивый. Очень фальшивый. Определенно плохая попытка изобразить сельский южный говор. Даже у Ви Крокетт, которая разговаривает с самым ужасным акцентом, какой я слышала, эта фраза не прозвучала бы так.

– Что происходит, сэр? – Судя по голосу оператора, ему абсолютно все равно. Но он, по крайней мере, спрашивает.

– Там машина оста-ановилась, я слышал крик. Если женщина за рулем тута одна, всякое может случитцо. Лучше прислать кого-нть.

Я напрягаюсь. До этого момента звонивший не упоминал о женщине. Да, он мог слышать крик. Но все равно в этой фразе есть что-то странное. Так же, как и в его тоне… почти безэмоциональном.

– Сэр, вы можете описать машину или водителя… – Возможно, оператор тоже что-то уловил, потому что в его голосе неожиданно прорезается заинтересованность и даже беспокойство.

Но звонивший уже вешает трубку. Я слышу, как оператор пытается перезвонить ему. Никто не отвечает. Но оператор все же сумел засечь номер, и я смотрю на запись в текстовой транскрипции. Есть. Кеция почти наверняка права: это, скорее всего, одноразовый телефон, но, по крайней мере, я смогу проследить, в радиусе действия каких вышек он отмечался, если звонивший не избавился от него немедленно.

Вхожу в поисковую систему, созданную по заказу Джи Би Холл, и вызываю частную программу; она подключена ко всем операторам в регионе и очень помогает в нашей работе. Как я и говорила: не совсем легальное ПО, но и не нелегальное. Это весьма темный оттенок серого, который рано или поздно будет полностью запрещен новыми законами, однако правительство работает слишком медленно, чтобы успеть за многочисленными инновациями в области информационных технологий. Частным детективам не нужны ордера и гарантии – хватает и пользовательских сообщений, раз уж мы платим за использование данных.

Я ввожу телефонный номер в нашу базу данных в другом окне, но, как и ожидалось, на этот номер не зарегистрировано ничье имя или адрес. Я снова переключаюсь на программу отслеживания и пробую задействовать ее.

Слежу, как программа подсвечивает путь звонка. Ничего удивительного в том, что он идет через вышки вблизи озера Стиллхауз, но интересно другое: когда звонок поступает, телефон уже движется прочь от того пруда, где была обнаружена машина, – и совсем по другой дороге, чем та, возле которой находится пруд. Логично предположить, что автомобиль звонившего сделал как минимум один поворот, удаляясь от места преступления… если он вообще был на той дороге. Человек продолжает двигаться, но не в сторону Стиллхауз-Лейк и не в сторону Нортона. Он придерживается узких проселочных дорог, потом сворачивает на восток.

У меня возникает неприятное предчувствие, когда я вижу, как объект целенаправленно движется вперед. Я знаю, куда он направляется, – и, конечно же, сигнал засекается вблизи от крупной автострады.

Потом я полностью теряю след. Звонивший наверняка выключил телефон и вытащил аккумулятор; он должен был сделать это перед тем, как выехать на шоссе. Направился он на север или на юг? Я никак не могу это узнать, если он не включит телефон снова.

«Если только он уже не выбросил его», – думаю я. Представляю, как он опускает окно и швыряет телефон на обочину дороги. Я отмечаю координаты последнего сигнала. Возможно, следует взглянуть на это место. Если Кец сможет найти сам телефон, в нем могут оказаться логи звонков, фотографии, текстовые сообщения, другая интересная информация – и, может быть, на нем остались следы ДНК, не говоря уже о старомодных отпечатках пальцев.

Этот человек явно развлекался – так мне кажется, – и по коже у меня пробегают мурашки. Он сказал вполне достаточно, чтобы подразнить экстренные службы, но недостаточно, чтобы выдать что-то полезное. Честно говоря, я искренне удивлена, что оператор 911 вообще выслал патруль или что окружному копу повезло засечь утонувшую машину. Господь желал, чтобы этих детей нашли? Но что насчет водительницы машины? Я представляю, как мать, связанная, с кляпом во рту, извивается на заднем сиденье другой машины, полузадушенно крича от страха за своих дочерей. Надеюсь, она не знает, что с ними случилось… хотя не ведаю, что мучительнее: быть в курсе, какая судьба постигла ее детей, или понятия не иметь об этом. Я не могу себе этого представить – и не хочу представлять. Это слишком близко мне. Я искренне думала, что когда мои дети вырастут и станут более независимыми, я буду меньше тревожиться о них. Вместо этого я обнаружила, что без конца перелистываю в уме каталог всевозможных несчастных случаев, и теперь он стал намного обширнее, чем прежде, потому что я не могу защищать своих детей так, как защищала раньше.

Может быть, я ошибаюсь насчет похищения. Есть другая, более жуткая вероятность: что сама эта женщина направила свою машину в мутную воду пруда и смотрела, как ее дети страдают и умирают. А потом уехала прочь на другой машине, которая уже ждала ее поблизости…

Не хочу даже думать, какой из вариантов хуже.

Но в таком случае – зачем звонить в 911?

Я прикладываю к электронному письму всю информацию, которую мне удалось добыть, и пересылаю его Кеции – с примечанием, что если ей что-нибудь понадобится, я всегда на связи. Пока ответа нет, но я и не жду его. Надеюсь, что она закончила с обследованием места преступления и смогла хоть немного отдохнуть… но знаю, что это маловероятно. Если совершено убийство, следователям нужно действовать быстро.

Я вздыхаю, встряхиваюсь и собираюсь закрыть ноутбук, но мое внимание привлекает сигнал о поступившем сообщении. Оно пришло с незнакомого адреса, но я время от времени получаю что-нибудь от других детективов – обычно это клиентские запросы или данные; в последнее время таких сообщений стало больше. Я смотрю на сообщение, и оно меня не особо беспокоит; тролли, которые преследовали меня и детей, похоже, переключились на другие объекты, хотя некоторые из них время от времени все равно норовят потыкать в меня палочкой.

Я слишком поздно понимаю, что это сообщение – не клиентский запрос. Не от коллеги или другого детектива.

Теперь уже слишком поздно останавливаться и не читать его, поэтому я продолжаю.