– Валар, – не задумываясь, сказала Катя.

– Валар? Точно?

– Абсолютно. Кстати, знакомое слово. У нас в Пскове был торговый центр «Валинор», может, что-то однокоренное?

Нафаня неожиданно фыркнул и уставился на статую.

– Валар, хе-хе. Забавно.

Кате показалось, он что-то понял или вспомнил. Но ей не сказал. Но выспрашивать она не стала. Из гордости.

.. И тут случилось нечто действительно ужасное.

Дверь упаковочной распахнулась с жутким скрипом, и в помещение вошел, нет, ворвался мужчина в траурном черном костюме. На груди у него висел такой же, как у Нафани, зеленый пропуск, гласивший, что его обладатель – не кто иной, как старший научный сотрудник отдела Северо-запада Г. В. Панихидин. И рожа у старшего научного сотрудника была подстать фамилии: бледная, с глубокими залысинами на лбу и какая-то зомбоподобная. Хотя это, наверное, от синеватого искусственного освещения.

Панихидин резко остановился и уставился на Катю неподвижным змеиным взглядом.

Катя рефлекторно спряталась за спину Нафани.

– Доброй… э… ночи, – выдавил тот.

– Лаборант Нафанаилов! – шипящий голос вошедшего оказался подстать взгляду. – Вы вполне осознаете, что сейчас делаете?

– Ставлю научный эксперимент, – быстро ответил Нафаня.

– А ну марш отсюда! Чтобы духу вашего здесь не было! Завтра напишете объяснительную на имя Самого. А это что за существо там притаилось?

В Кате взыграла гордость. Она выступила из-за спины Нафани, задрала подбородок и сообщила:

– Меня зовут Екатерина Малышева! С кем имею честь?

Вопрос был дурацкий, потому что на бейджике всё было ясно написано.

Панихидин придирчиво оглядел Катю с головы до ног. Не как симпатичную девушку – как… экспонат. И, как показалось Кате, несколько растерялся. Может, тому виной был Катин деловой костюм?

Затянувшуюся паузу прервал Нафаня.

– Госпожа Малышева – крупнейший специалист в Петербурге по кельтским языкам…

На лице Панихидина явственно отразилось сомнение.

– Мне ее в Британском Совете порекомендовали. Я туда специально ходил, можете проверить!

Панихидин еще раз изучил Катю. Как вивисектор – лягушку.

– Так уж и крупнейший?

Катя приняла оскорбленный вид и попыталась лицом и фигурой изобразить из себя крутого эксперта.

– Позвольте поинтересоваться, где трудится крупнейший эксперт? – ехидно осведомился Панихидин.

– На филологическом факультете СПГУ, – нахально заявила Катя.

А что? Чистая правда! Разве учеба – это не труд?

А чтобы закрепить имидж, добавила по-шведски:

– Är du glad, gammal stubbe?[5]

Панихидин кивнул. Надо полагать, шведского он не знал. Но тут же поинтересовался весьма глумливо:

– Что вы имеете сказать по интересующему нас вопросу?

Снова влез Нафаня. И опять – кстати.

– Госпожа Малышева только что расшифровала часть надписи на крышке! Вот тут написано «власть»…

– Да что вы говорите! И какой же это язык?

Катя примолкла.

Нафаня бросил на Катю выразительный взгляд: «Да соври ты уже хоть что-нибудь!»

– Вы хотя бы можете назвать языковую группу? – издевательски настаивал Панихидин. – Как крупнейший в Петербурге специалист? Догадки есть?

– Кельтская группа, – небрежно бросила Катя, вспомнив то, что говорил Нафаня. – А от догадок я пока воздержусь. Не хочу озвучивать непроверенные теории!

И усмехнулась, очень гордая собой.

– Может, вам требуется какая-то помощь? – не отставал Панихидин. – Не стесняйтесь, все что нужно мы вам предоставим.

– Не надо, – решительно отказалась Катя. – У меня дома найдется всё необходимое.

«То есть Карлссон», – мысленно добавила она.

Тут Кате кое-что пришло на ум. Она вытащила мобильник.

– Что вы делаете?! – всполошился Панихидин. – Не положено!

Но Катя уже отщелкала надписи и быстренько спрятала мобильник в карман.

У старшего научного сотрудника был такой вид, будто он сейчас полезет к Кате в карман и отберет мобильник…

Но рядом стоял Нафаня, который несмотря на свой стрёмный имидж и глуповатую улыбочку, выглядел парнем крепким. И Панихидин не рискнул применить силу.

– Позвоните мне утром в понедельник, – высокомерно произнесла Катя. – Мой телефон у вашего сотрудника. А теперь, если позволите…

И Катя величественной поступью двинулась прямо на Панихидина, поскольку тот стоял как раз между ней и дверью. Тот неохотно посторонился.

– Я провожу, – подскочил Нафаня, распахивая перед Катей дверь.

Оказавшись в коридоре, он показал Кате большой палец. Та весело подмигнула в ответ.

– Легко отделались, – прошептал Нафаня, быстрым шагом устремляясь в сторону «выхода для сотрудников». И через несколько минут задумчиво добавил:

– Одного не пойму. Что этот упырь сам-то делал ночью в упаковочной? – и сразу, без перехода: – Слушай, давай я тебя провожу. А ты где живешь, кстати?

– Здесь, на Невском. Проводи, если хочешь.

Конечно, Катя не возражала. Нафаня – занятный. И Катя ему понравилась, это точно. Интересно, будет за ней ухаживать? А ведь точно будет. Такие не откладывают на завтра то, что можно съесть сегодня.

Насладиться вниманием нового знакомого Кате не удалось. Только они вышли на Миллионную, как мимо с грозным ревом промчалась кавалькада мотоциклетных всадников. Самый последний вдруг осадил чоппер, соскочил лихо и перегородил Кате дорогу.

Нафаня гордо расправил плечи и сунулся защитить, но байкер, который ростом не уступал Нафане, а шириной превосходил вдвое, небрежно отодвинул его кожаным плечом, скинул шлем… и оказался Катиным знакомцем Бараном, сподвижником Коли Голого.

– Малышка! – воскликнул Баран диаконским басом. И распахнул объятья, в которых легко уместилась бы дюжина таких девушек, как Катя. Обнимать, однако, не стал, а гостеприимно предложил: – Подвезти?

Катя покосилась на Нафаню… Нафаня взирал на Баранов байк. С восхищением. О Кате он, похоже, забыл. Ну и ладно.

– Подвези, – разрешила девушка. Бросила небрежно: – Нафаня, до понедельника. Звони!

И полезла на широкое кожаное седло чоппера.

Миг – и ее уже нет. А Нафаня остался. С открытым ртом. А так ему и надо!

* * *

– Чё сидишь, гони! – Тусклый, как осенняя морось, мужчина плюхнулся на сидение «девятки».