Ее веки затрепетали.

- Наверно, так, как всегда было. Что могло измениться?

Все. В те времена, когда я улетел, - только не обижайся - девушка вроде тебя не пригласила бы меня к себе в такое время.

- В самом деле? Почему?

- Потому что это имело бы вполне определенный смысл.

Она помолчала.

- А почему ты думаешь, что это не имело такого смысла?

Мой вид развеселил ее. Я смотрел на нее; она перестала улыбаться.

- Наис... как же это, - пробормотал я, - ты приглашаешь совершенно незнакомого парня и... Она молчала.

- Почему ты не отвечаешь?

- Потому что ты ничего не понимаешь. Я не знаю, как тебе объяснить. Понимаешь, это ничего не значит...

- Ах, вот как. Это ничего не значит, - повторил я.

Я не мог усидеть. Встал. Забывшись, почти подпрыгнул - она вздрогнула.

- Прости, - буркнул я и начал шагать по комнате. За стеклом простирался парк, залитый утренним солнцем; по аллее, среди деревьев с бледно-розовыми листьями, шли трое ребят в рубашках, сверкавших, как доспехи.

- Браки существуют?

- Ну, конечно.

- Ничего не понимаю! Объясни мне это. Вот ты видишь мужчину, который тебе подходит, и, не зная его, сразу...

- Но что же тут рассказывать? - неохотно сказала она. - Неужели действительно в твое время, тогда, девушка не могла впустить в комнату никакого мужчину?

- Нет, могла, конечно, и даже с такой именно мыслью, но... не через пять минут после знакомства...

- А через сколько минут?

Я взглянул на нее. Она спросила вполне серьезно. Ну, конечно, откуда ей было знать; я пожал плечами.

- Дело не во времени, просто... просто она должна была сначала что-то... ну, увидеть в нем, узнать его, полюбить. Сначала гуляли...

- Подожди, - перебила она. - Ты, кажется, ничего не понимаешь. Ведь я же дала тебе брит.

- Какой брит? Ах, это молоко? Ну, так что?

- Как что? Разве... тогда не было брита?

Она улыбнулась, потом расхохоталась. Внезапно замолчала, посмотрела на меня и отчаянно покраснела.

-Так ты думал... ты думал, что я... нет!!

Я присел. Пальцы меня не слушались. Я вытащил из кармана папироску и закурил. Она широко открыла глаза.

- Что это такое?

- Папироса. А вы не курите?

- Первый раз в жизни вижу такое... и это папироса? Как ты можешь втягивать в себя дым? Нет, постой - то важнее. Брит вовсе не молоко. Я не знаю, что там, но чужому всегда дают брит.

- Мужчине?

- Да.

- Ну и что из этого?

- То, что он будет... он должен вести себя хорошо. Знаешь... Может, тебе какой-нибудь биолог объяснит это.

- К черту биологов. Так это значит, что мужчина, которому ты дала брит, ничего не может?

- Разумеется.

- А если он не захочет выпить?

- Как он может не захотеть?

Тут кончалось всякое взаимопонимание.

- Ты же не можешь его заставить, - терпеливо начал я.

- Сумасшедший мог бы отказаться, - медленно сказала она, - но я ни о чем таком не слыхала, никогда...

- Это такой обычай?

- Не знаю, что тебе сказать. Ты из-за обычая не ходишь раздетым?

- Ага. Ну, в некотором смысле да. Но на пляже можно раздеться.

- Догола? - спросила она с внезапным интересом.

- Нет. Купальный костюм... Но в наши времена были такие люди, они назывались нудисты...

- Знаю. Нет, то другое, я думала, что вы все...

- Нет. Значит, этот брит, это... как платье? Такое же обязательное?

- Да. Когда вдвоем.

- Ну, а потом?

- Что потом?

- Во второй раз?

Идиотский это был разговор, и я себя отвратительно чувствовал, но должен же я был, наконец, узнать!

- Потом? По-разному бывает. Некоторым... всегда дают брит...

- Пустая похлебка, - вырвалось у меня.

- Что это значит?

- Нет. Ничего. А если девушка идет к кому-нибудь, тогда что?

- Тогда он пьет у себя.

Она смотрела на меня почти с жалостью. Но я упорствовал.

- А если у него нет?

- Брита? Как же может не быть?

- Ну, кончился. Или... он ведь может солгать. Она засмеялась.

- Но ведь это... неужели ты думаешь, что я все эти бутылки держу здесь, в комнате?

- Нет? А где же?

- Я даже не знаю, откуда они берутся. В твое время был водопровод?

- Был, - хмуро ответил я. Конечно, могло ведь и не быть; я мог прямо из пещеры влезть в ракету. На мгновение меня охватила ярость; потом я спохватился - в конце концов это была не ее вина.

- Ну вот, ты разве знал, откуда берется вода, прежде чем...

- Я понял, можешь не продолжать. Ладно. Значит, это такое средство предосторожности? Очень странно.

- Мне это совсем не кажется странным. Что у тебя там белое, под свитером?

- Рубашка.

- Что это?

- Ты что, рубашки не видела? Ну, такое - белье в общем. Из нейлона.

Я засучил рукав свитера и показал.

- Интересно, - сказала она.

- Такой обычай, - беспомощно ответил я.

Действительно, мне ведь говорили в Адапте, чтобы я перестал одеваться, как сто лет назад; а я заупрямился. Однако я не мог не признать ее правоты - брит был для меня тем же, чем для нее рубашка. В конце концов людей никто не заставлял носить рубашки, а все их носили. Видно, с бритом обстояло так же.

- Сколько времени действует брит? - спросил я.

Она слегка покраснела.

- Как тебе не терпится. Ничего еще не известно.

- Я не хотел сказать ничего плохого, - оправдывался я. - Мне только хотелось узнать... почему ты так смотришь! Что с тобой? Наис!

Она медленно поднялась. Отступила за кресло.

- Сколько ты сказал? Сто двадцать лет?

- Сто двадцать семь. Ну и что?

- А ты... был... бетризован?

- Что это значит?

- Не был?!

- Да я даже не знаю, что это значит. Наис... девочка, что с тобой?

- Нет... не был, - шептала она. - Если б был, ты бы, наверно, знал.