– Что, Ильич?

– Кто там надрывается?

– Яценко Катерина, ее хата. Вдова командира Красной Армии, мужа убили еще в сорок первом, под Минском. Успела даже похоронку получить.

– Вдова, значит…

Поколебавшись совсем недолго, командир скинул шапку, протянул ее Татьяне. Освободившись от портупеи, расстегнул шинель, ее подхватил Шалыгин. Оставшись в гимнастерке, офицерской, из добротной полушерстяной ткани, но без погон, капитан Родимцев, чуть подумав, сунул в карман галифе свой ТТ, затем набычил голову и, не давая себе возможности передумать, широкими прыжками кинулся через двор к горевшей хате.

Когда взбежал на низенькое крыльцо, его обдало жаром и Родимцев невольно попятился назад. Но тут же обругал себя вслух, навалился на дверь.

Заперто изнутри.

Чуть разбежавшись, Игорь хватил по двери ногой. Но запоры оказались крепкими. Между тем крики изнутри превратились в один протяжный вой медленно умирающей собаки, и Родимцев, недолго думая, бросился к ближайшему окну, рама которого щетинилась острыми зубами осколков разбитого стекла. Тут пригодился пистолет – капитан докрошил стекло его дулом, затем выставил локоть вперед, прикрывая лицо от жара и пепла, и так быстро, насколько позволяла ширина оконного проема, забрался внутрь.

Здесь рождался ад.

Едва уклонившись от падающей балки, скорее почувствовав это, чем увидев опасность, Родимцев отскочил к объятой пламенем стене, стараясь не прижиматься к ней. Дым разъедал глаза, проникал в ноздри, драл горло. Дышать было нечем, Игорь закашлялся от резкой боли в легких, куда ворвалась гарь, сложился пополам. И все-таки ему удалось убедиться – вопли доносятся из соседней комнаты.

Когда Родимцев, снова нагнув голову и пытаясь дышать часто, пошел на крик, его ноги натолкнулись на что-то большое и мягкое. Не удержав равновесие и опустившись на колени, командир скорее понял, чем увидел в дыму: он стоит на трупе. Тело лежало лицом вниз, вокруг бушевало пламя, языки уже лизали руки мертвеца, и все-таки командир сполз на пол, перевернул его лицом верх. Сквозь пелену дыма на него смотрело незнакомое лицо, и даже сейчас Родимцев отметил – оно было идеально круглым, а похожий на картошку нос делал его и вовсе комичным. Хотя, когда начальник полицейского куста села Зарядье был жив, никто не позволял себе смеяться над его внешностью.

Лично Родимцев никогда с этим человеком знаком не был. Описание передала Татьяна Зимина, их агент и связная. Как и другие детали, которые полагались для личного дела предателя и врага народа. Привычка запоминать детали выработалась в последние семь лет, с тех пор как пришел в органы. Игорь не изменял ей даже тогда, когда по приказу командования был заброшен в тыл и сформировал свой особый отряд.

Пусть сейчас вокруг бушевало пламя – Родимцев живо воссоздал довольно ясную картину случившегося. Круглолицый начальник зарядьевской полиции прятался здесь, думал – не отыщут, но он не знал, что благодаря Зиминой партизанам были хорошо известны связи не только начальника, но и рядовых полицейских. Когда увидел, что деваться некуда, – открыл огонь, а после поджег хату, пытаясь под прикрытием дыма вырваться и дать стрекача. Но пуля, скорее всего шальная, достала его в оконном проеме, он успел перебежать по инерции через всю комнату и упасть здесь, у входа в соседнюю.

Горели занавески.

Родимцев теперь точно знал, где искать. В дыму метнулась женская фигура, Игорь изловчился, ухватил ее за плечо, потом сразу же – за длинные, растрепанные, уже понемногу тлеющие волосы, и, невзирая на неразборчивые и громкие вопли, поволок из огня. Женщина махала руками, но не сопротивлялась, и Родимцев, снова уклонившись от падающей балки, таки пробился сквозь густую горячую пелену к спасительному оконному проему, подтолкнул к нему женщину, отпустив волосы, схватил за плечи, чуть не силой сунул головой в окно, помог сзади. И вот уже спасенная, в одной длинной ночной сорочке, босая, оказалась снаружи. К ней тут же бросились Шалыгин на пару с еще одним разведчиком, подхватили под руки, поволокли со двора. Командир выбрался наружу без посторонней помощи, на ходу погасил тлеющий край гимнастерки, прокашлялся и, не оборачиваясь, двинулся за остальными.

Партизаны окружили спасенную женщину. Она прятала черное от сажи лицо, без особого успеха стараясь, чтобы его не могли разглядеть в отблесках пламени. Уже не кричала, лишь слегка подвывала. Босая она стояла на холодной влажной земле, но ее, похоже, это не волновало. Так же, как и партизан, не говоря уже о сгрудившихся местных жителях.

– Она? – спросил Родимцев, вытирая слезящиеся от едкого дыма глаза.

– Она, Игорь Ильич, – подтвердила Зимина. – Яценко Катерина Петровна, сволочь, сожительница начальника полиции. Выдала нескольких наших, активно помогала отбирать девушек для отправки к Германию. Лично ездила с немецкими офицерами по селам. С ними тоже спала.

– Было такое? – Командир тряхнул неумолкающую женщину за плечо. Она в ответ только еще громче завыла.

– Что ж она, и с начальником, и с хозяевами? – уточнил Фомин.

– Он ругался. Даже побил ее один раз. Так эта сука побежала к немцам, пожаловалась. Так начальника чуть не разжаловали в простые полицейские.

– Было? – снова спросил Родимцев, тут же ответил: – Было, было. Сорока ты белобока, этому дала, этому дала. Отойдите от нее, быстро!

Партизаны расступились. Теперь Катерина Яценко стояла одна, освещенная яркими сполохами все сильнее разгорающейся хаты.

– Вдова красного командира! – Зубы Родимцева скрипнули. – Что скажешь? Или нечего, слов нету?

– Жить-то как? – тихо проговорила женщина, уже не воя, только всхлипывая и глотая слезы. – Как жить? Мужа убили, вы ушли… Видела я… Все мы видели, как наша… ваша армия… Герои…

– Молчать! – рявкнул Родимцев. – Молчать, сволочь! Все с тобой ясно! Фиксируй себе, начштаба. В ходе боевой операции по зачистке полицейского куста села Зарядье также установлено, что вдова командира Красной Армии, жительница указанного села Яценко Катерина Петровна, сознательно вступила в преступную связь с изменником Родины, начальником полиции… как там его… А, неважно, укажем потом. Значит, вступила в связь с предателем, также неоднократно и без принуждения вступала в сожительство с фашистскими оккупантами, выдавала врагу советских граждан, способствовала отправке советских девушек на каторжные работы в Германию. Учитывая совершенные Яценко Катериной преступления, приказываю: расстрелять на месте, без проведения дальнейшего следствия.

Этот приговор Родимцев исполнил собственноручно.

Сделав два шага назад, вытащил ТТ из кармана, взвел курок, навел на дрожащую женщину, медленно опустившуюся на колени.

Когда нажимал спуск раз, потом – еще дважды, не видел, как Татьяна Зимина снова отвернулась, закрыв при этом лицо руками. Ей очень не хотелось, чтобы командир и другие партизаны видели ее в минуты слабости. Потому, когда Родимцев закончил, быстро повернулась – она должна оставаться для всех железной связной, лишенной таких неуместных на войне сантиментов.