Они поехали вдоль по улице и очень скоро вывернули на широкий бульвар, по левую сторону которого располагались гостиницы, рестораны и магазины, – похоже, здесь был туристский квартал города. Справа по травянистому холму спускался огромный парк, отчего великое множество цветущих деревьев, если смотреть с улицы, находилось на уровне глаз.

– Замок на утесе, – объявил водитель, бросив взгляд куда-то за пределы парка.

Гэри сполз с сиденья, так как разместившаяся рядом Диана загораживала обзор, а он хотел получше рассмотреть пейзаж за окном. Сначала он не очень понимал, о чем говорил водитель, ибо сквозь переплетения деревьев ему удавалось разглядеть только этот парк и подножие холма.

– Красотища! – выдохнула Диана.

Гэри взглянул на нее и сообразил, что нужно смотреть не вперед, а вверх. Он пригнулся еще ниже, чтобы ему не мешало ее колено, и устремил глаза к небу, к самой макушке холма, который своими очертаниями больше напоминал гору. Потом выше, еще выше, на сотни футов вверх, к стенам замка. Казалось, этот замок вырастал прямо из вершины горы, похожей на колонну. У Гэри перехватило дыхание.

– Остановите машину! – наконец быстро произнес он.

– Что случилось? – спросил таксист.

– Остановите машину! – снова крикнул Гэри, перелезая через Диану и хватаясь за ручку дверцы.

Водитель резко затормозил, и, еще прежде, чем машина полностью остановилась, Гэри выбрался наружу и, спотыкаясь, бросился к парку.

Диана выбежала вслед за ним и схватила его дрожащую руку, а Гэри продолжал безотрывно смотреть в высоту, зачарованный зрелищем Эдинбургского замка. Он уже видел это место раньше: и гору, и замок. Он видел их в ином мире, в магической стране, в Волшебноземье.

Там эта гора называлась Пальцем Гиганта, а замок, Эдинбургский замок, был жилищем дракона по имени Роберт. Чудовища, которое убил Гэри Леджер.

– Ваш отец… – начал было солдат, но Гелдион жестом велел ему замолчать. Принц вернулся на поле лишь несколько минут назад, но ему уже пять или шесть раз успели доложить, что отец его разыскивает. А последний солдат, друг Гелдиона, добавил, что король Киннемор сегодня пребывает далеко не в радужном расположении духа.

В таком же состоянии находился и сам Гелдион: он был изможден своим вынужденным путешествием на Инис Гвидрин и раздражен встречей с чертовой Керидвен. Колдунья заставила принца ощутить собственное ничтожество, а Гелдион, стремившийся к тому, чтобы прочесть в холодных глазах отца уважение к себе, не любил подобного обращения. Стражники, стоявшие по обе стороны шатра Киннемора, явно распознали дурное настроение принца, поэтому отошли подальше, а один из них, подняв край шатрового полога, открыл для Гелдиона столь широкий вход, что в него одновременно смогли бы войти несколько человек.

– Где тебя носило? – спросил рассерженный, вечно рассерженный король Киннемор, прежде чем сын успел шагнуть в шатер. – Моя армия застряла на месте.

Киннемор стоял за невысоким дубовым столиком, делавшим его фигуру выше и внушительнее. В Волшебноземье не многие мужчины имели рост шесть футов, однако у короля Киннемора он достигал почти что семи. При худощавом телосложении король тем не менее был широкоплеч и явно отличался физической силой. Он уже достиг пятидесятилетнего возраста, но обладал энергией двадцатилетнего юноши – нервозной энергией, заставлявшей его беспрестанно двигаться, заламывать руки или пощипывать тщательно ухоженную царственную бородку. Его серые глаза также никогда не останавливались – он держал в поле зрения все пространство, словно в любом месте ожидал обнаружить прячущегося убийцу.

– Меня вызывала Керидвен, – небрежно произнес Гелдион.

В ответ Киннемор разразился долгой тирадой, вылившейся в нечленораздельное бормотание. Наконец он хватил кулаком по столу, что позволило ему сделать небольшую передышку (а заодно и трещину в дереве) и вернуться на вечно шаткую грань самообладания.

– Тебе лучше, чем кому-либо, известно, что мы обязаны вскакивать по любому зову этой ведьмы, – закончил Гелдион с долей сарказма в голосе.

Принц не мог устоять перед тем, чтобы еще немного не позлить отца. Он редко задевал короля, поскольку знал, что может, подобно всякому иному дураку, отважившемуся противостоять Киннемору, сложить свою голову на плахе. Однако сейчас он не мог упустить возможности слегка ущипнуть отца.

В это мгновение Киннемор, с глазами, окруженными густой, все разраставшейся сетью морщинок, с челюстью, сжатой настолько плотно, что Гелдион мог слышать скрежет его зубов, показался принцу очень старым. Старым и сердитым. Впрочем, он был сердитым всегда. Гелдион не мог припомнить, когда он в последний раз видел Киннемора улыбающимся, за исключением той зловещей улыбки, которая неизменно пробегала по отцовскому лицу в моменты вынесения смертных приговоров или разговоров о завоеваниях. Неужели это всегда было так, неужели его отец всегда был наполнен такой ненавистью и жаждой крови? Гелдион не был уверен в обратном – все его детские впечатления совпадали с нынешним поведением Киннемора.

Однако принц чувствовал: что-то действительно изменилось. Может, то были лишь мечты, фантазии, а не реальные воспоминания, но Гелдион, кажется, припомнил время мира и счастья, то безмятежное время, когда беседы не всегда касались войны, а игра была предпочтительнее битвы.

С губ короля сорвалось негромкое рычание, утробное, похожее на звериное. Гелдион удивлялся: как можно быть столь ужасающе злым, причем постоянно?

– Чего она хотела? – требовательным тоном спросил Киннемор.

Принц пожал плечами:

– Всего лишь поговорить насчет Дилнамарры. О том, как мы используем барона Пвилла, чтобы провозгласить тебя победителем Роберта.

От взмаха руки Киннемора столик укатился прочь, и король двинулся на сына.

– Если ты плетешь с нею заговор против меня… – начал угрожать Киннемор, приближаясь к сыну почти вплотную и тыча пальцем едва ли не в дюйме от носа Гелдиона, который был более чем на фут ниже своего внушительного отца, – в, данный момент этот факт проявился для принца с болезненной очевидностью.

Тем не менее, Гелдион не потрудился своим отрицанием подтвердить справедливость угроз. Его можно было по праву обвинить во многих довольно бесчестных поступках, которые он совершил в своей жизни, но никогда, ни разу он не допустил и мысли о том, чтобы предать Киннемора. Все, кто знал Гелдиона, ни в малейшей степени не сомневались в его верности отцу. Судя по его поведению, это был человек, преданный королю до конца.

Принц стоял не мигая, Киннемор тоже, но в конце концов король отступил на шаг и опустил руку.

– Что еще предлагала Керидвен? – осведомился он.

– Ничего существенного, – ответил Гелдион. – Мы заставим Дилнамарру войти в союз и двинемся на восток. Мало что изменилось.

Киннемор закрыл глаза и медленно кивнул, обдумывая все это.