В самом деле, плохая идея.

— Но что случилось? В смысле, я имею в виду — она что-то сделала, что-то сказала? Когда вы видели ее в последний раз?

Эмма поняла, что ему Грета тоже не звонила и что у Ансельмо нет никакого желания объяснять им причину ее молчания. Он выглядел очень испуганным. Эмма никогда не видела у него таких глаз — недоверчивых, полных страха. Как будто он знал ответ, но очень боялся его услышать.

— Мы были с ней в магазине, — начала Эмма и рассказала, как Грета отказалась примерять одежду и как у нее внезапно изменилось настроение. — Она сказала, что идет домой. Я просила ее подождать, а она ответила, что и так ждала слишком долго.

Зрачки Ансельмо быстро двигались из стороны в сторону: он пытался восстановить общую картину в путаных арабесках событий и вписать в нее Грету. Потом зрачки вдруг замерли, уставившись в пустоту. Предположения и сомнения вылились в уверенность.

— Я иду к ней домой.

Ансельмо сел на велосипед и вылетел из мастерской.

— А мы? — спросила Лючия растерянно.

Эмма не ответила.

— Мы ведь сказали ему, что лучше пока ничего не говорить ее матери.

Снова молчание.

— Эмма, мне кажется, это глупо! Мы должны его остановить!

Эмма смотрела вслед Ансельмо, удалявшемуся по прямой на крыльях своего ветра. Того, что поднимается решительно и уносит тебя туда, куда ты должен идти, даже когда ты сам не знаешь, куда ты должен идти.

— Нет. Мы будем ждать здесь.

Грета прочитала письмо. Других объяснений не было, но понять это мог только он. Так всегда бывает. Как только кто-то получает сообщение, запускается обратный отсчет. Судьба начинает отмерять свои шаги быстрее, находит верный курс в хаосе и движется в этом направлении, срезая повороты, чтобы вовремя явиться в место своего совершения. Ансельмо слышал тиканье секунд, пульсировавших в его мышцах, и надеялся, что он не опоздает. Через несколько мгновений его велосипед остановился у дома Греты. Он позвонил в домофон. Никто не ответил. Позвонил еще раз. Никого. Он опоздал. Грета пошла своей дорогой и оставила его позади. Казалось бы, самым большим счастьем для любого посланника должна быть уверенность, что доставленное им сообщение приведет того, кто его получит, к горизонтам надежды, спокойствия и всему тому хорошему, о чем пишут в поздравлениях к Новому году. Ансельмо же разрывался от злости. Он бросил на землю велосипед и поднял голову к облакам, чтобы высказать свои претензии небу. Гордому и безразличному. Слишком высокому, слишком далекому.

— Простите, можно пройти? — услышал Ансельмо за спиной.

Это была Серена, мать Греты.

— Нет.

— Что, простите?

— Я хотел сказать, я… — Ансельмо помедлил, глядя в изумленные глаза Серены, — я друг вашей дочери.

Серена улыбнулась. Должно быть, это тот самый парень, что вот уже несколько недель кружит вокруг ее девочки. Она заметила, что Грета стала резче в последние дни, и подумала, что они поссорились, но раз он здесь, значит, все наладилось.

— Ой, я так рада с тобой познакомиться! Проходи. Грета, наверное, уже вернулась. Если, конечно, не решила снова мотаться на своем велосипеде весь вечер. Вечно она с этим велосипедом! Да ты, наверное, лучше меня это знаешь. — Серена перестала тараторить и подмигнула Ансельмо.

Он такого не ожидал. Ему показалось это совершенно неуместным. Но он решил, что лучше всего сделать то, что она говорит.

— Да я и сам с большим удовольствием катаюсь… — Ансельмо поднял велосипед с земли и сжал руками руль.

— Не оставляй его здесь. Его надо поднять наверх. Правда, у нас лифт сломан.

Серена снова улыбнулась, но уже без энтузиазма.

— Я не надолго.

— Что ты, что ты! Грета будет рада сюрпризу. Это ведь сюрприз, да?

Сюрприз. Только Ансельмо сомневался, что Серена будет все так же улыбаться, когда они войдут в дом и она обнаружит, что Греты нет.

— А где же цветы? Для сюрприза нужны цветы! Ты разве не знал? — Серена весело рассмеялась. — Шучу я, шучу. Не делай такое лицо. Проходи!

Она повела его по ступенькам наверх, продолжая шутить и тараторить без умолку. Потом открыла дверь квартиры:

— Грета, к тебе… Ой, прости, я даже не спросила, как тебя зовут.

— Ансельмо.

Серена громко произнесла его имя и повторила имя своей дочери. Ей никто не ответил.

— Странно, ее нет.

Она постучала в дверь Гретиной комнаты, потом робко открыла ее. Велосипед стоял у батареи.

— Здесь что-то не так, — сказала Серена, разговаривая сама с собой.

Ансельмо тихо подошел ближе:

— Мне кажется, Грета ушла.

— Что? Куда?

— Не знаю, — он пытался придать своему голосу спокойную естественность, — но я уверен, что это из-за письма.

— Какого письма?

— Письма, которое я нашел на улице. На конверте был ваш адрес и имя Греты.

Серена изменилась в лице. Она все еще улыбалась, но улыбка была нервной и неуверенной.

— Точнее, не нашел, мне дал его старик, который живет здесь недалеко. В хижине на лугу за этим домом.

— Кто?! Какой старик?

— Кажется, его зовут Таццина.

— А почему у него было письмо для Греты?

— Я не знаю, может, его почтальон потерял… Не знаю.

Серена поднесла руки к губам и широко раскрыла глаза. Улыбка исчезла. Ее сменила горькая морщина на лбу.

— Подожди меня здесь.

Она бросилась в свою комнату и закрыла за собой дверь. Сунула руку за раму. Писем не было. Грета нашла их. Серена вышла из комнаты и накинулась на Ансельмо:

— Почему ты не отдал это письмо мне?!

— Но там было имя вашей дочери, — попытался объяснить он.

Бесполезно. Серена потеряла над собой контроль:

— Что ты себе позволяешь?! Как ты смеешь?! Ты ничего не понимаешь, ты не можешь понять… это наши семейные дела…

— Простите, я не знал.

— Не знал он! Конечно, ты не знал! Что ты можешь знать?! Ты даже не представляешь, что ты наделал!

— Нет, не представляю. Но если вы объясните, что произошло, я пойму и смогу вам помочь.

— Не сможешь.

— А я думаю, смогу…

— Слушай, иди домой, — прервала его Серена. — Нет, правда. Так будет лучше для вас обоих.

Так не будет лучше ни для кого. Он должен стоять на своем.

— Греты сегодня не было в школе, она не берет трубку со вчерашнего вечера, я переживаю за нее.