Я уже решила, что первым делом пойду в порт — надо узнать, убрались ли асторцы. Уверена, что убрались. Потом — домой. И если не найду там Гихалью, — отправлюсь прямиком в коллегию. Если понадобится — устрою скандал. Пусть арестовывают меня, а не ее.

Эти мысли придали сил. Да и вся ситуация отчего-то показалась едва ли не смехотворной. Словно я сама превратила все это в неразрешимую проблему, забилась в скалы. Кто я такая? Наверняка обо мне никто даже не вспомнил, а на отсутствие не обратили внимание. Я с чего-то придала себе слишком большое значение. Слишком!

Наконец, я вышла к обрыву, вдоль которого, в отвесной скале, была прорублена узкая дорожка. Местные называли ее Тропой ящерицы. Ею давно не пользовались, металлические ограждения пришли в негодность. Теперь здесь щекотали нервы только местные мальчишки, соревнуясь, кто быстрее пересечет обрыв.

Мне хватило ловкости и гибкости, чтобы перебраться к лестнице. Я надвинула капюшон на глаза, бегло окинула взглядом городские крыши, будто хотела разглядеть какую-то аномалию. Но все было более чем привычно: город, как город. Пыльный, серо-желтый. Знакомый до тоски. Только жаль, что высокая, выступающая мысом скала скрывала от взгляда порт. Придется дойти.

Я спустилась в узкий переулок, снова поправила капюшон. К счастью, здесь было сумрачно. Чтобы не вгрызаться в твердую неподатливую породу, Эйден застраивался предельно плотно. Разрастался, скорее, вверх, чем вширь, карабкался, словно гуттаперчевый акробат. Улочки были узкими и темными, и даже днем здесь, порой, горели фонари. Ближе к порту неизменно начиналась вонища. Завсегдатаи веселых заведений почему-то просто не считали нужным доковылять до сортира. И никакие штрафы не помогали.

Людей встречалось не много. Я только не хотела столкнуться с кем-то из знакомых, с кем-то говорить. Старалась быть как можно незаметнее. Я подошла к высеченному в скале тоннелю, влилась в общий людской поток. В основном отъезжающие. Старателей-неудачников было видно невооруженным глазом. Минимум багажа и усталые злые лица — они разочаровались. А вот прибывающие в первый раз так и горели энергией и азартом. Мечтали сказочно разбогатеть. Гихалья неизменно называла их блаженными идиотами и ловко впаривала свои амулеты.

Я прислушивалась к чужим разговорам: не говорят ли что об асторцах? Но эта тема, похоже, никого не волновала. Да и гул общих голосов было не разобрать. Лишь за спиной ржали двое. Видно, подпили для приятного полета — нос отчетливо улавливал спиртовые пары.

— …эта работенка почище будет, — голос был хриплый, пропитый. — Жаль, не попалась. Не сваливали бы с пустыми руками.

— Это да… — отозвался второй. — Легкие денежки. А я бы еще и поторговался.

Первый хохотнул:

— И остался с голой жопой. Кто в таких вещах торгуется? Тем более, с асторцами.

Я разом похолодела, даже перестала дышать. Мучительно хотелось обернуться, посмотреть на говоривших. Разумеется, глупость! Я лишь сильнее сгорбилась, натянула на глаза капюшон. Все вздор. Эти двое могут говорить о чем угодно, и лишь мое воспаленное страхом воображение дорисовывает несуществующие опасности.

Впереди показался выход. Толпа уплотнилась у турникета — обычное явление. Но теперь меня просто несло в общем потоке. А мне поскорее хотелось отделаться от этих двоих за спиной, сама не знаю, почему. Наконец, мы вышли из-под свода тоннеля, и дышать стало легче. Я услышала, как за спиной присвистнули:

— Во, глянь! Все еще висит, зараза… Значит, не поймали. Может, остаться, пошуровать?

— Брось! Здесь и без тебя таких шурователей! Я нажрался этих камней по самое горло. В задницу! И эту бабу в задницу!

Меня будто ошпарило. Я, затаив дыхание, медленно подняла голову и остолбенела, увидев себя над воротами порта. Это сводка из картотеки коллегии. Внутри все разом перевернулось, оборвалось. В голове зашумело. Я нервно дернулась, развернулась, движимая неосознанным инстинктом, и уткнулась в чью-то широкую грудь. Кажется, это был кто-то из тех двоих.

7

Я глохла от биения собственного сердца. Если эти двое узнают меня — в такой толпе мне никуда не деться. Показать свое лицо — равносильно приговору. Я нарочито громко застонала и согнулась пополам, хватаясь за ногу. Попутно натянула на глаза капюшон накидки.

— Твою мать! По ногам же! Смотреть надо!

Я сама не знала, к кому обращалась. Не важно. Главное, нужно было возмутиться громко и развязно. По-хорошему, наступить на ногу мог любой, стоящий рядом. И любому из возможных претендентов было совершенно наплевать на мой возглас. Никто даже не шелохнулся, будто меня не существовало. Обожаю сочувствие местной толпы… Сейчас это то, что нужно.

Я нарочито нервно одернула рюкзак и ломанулась в сторону, будто хотела отойти подальше от наступившего на ногу хама. Протолкалась через несколько человек, не поднимая головы. Затихла, забывая дышать. Кажется, спокойно… Я медленно продвигалась в общем потоке к вертушке турникета, мысленно проклиная себя за глупую идею идти в порт. Назад — только в обход, огибая многокилометровый мыс, если не попадется свободный проход. Так безопаснее. Мне даже в голову не могло прийти, что коллегия объявит розыск! Из-за чего? Из-за того, что я просто не явилась?! Какой-то бред…

Я опять была зажата среди толпы и продвигалась к выходу крохотными шагами. Главное, чтобы у турникета не было стражи… Казалось, это теперь не удивит. Но, все же, я не спешила связывать розыск коллегии с присутствием асторцев. Одно не вытекало из другого. Возможно, теперь я получу демонстративное публичное порицание и внушительный штраф за нарушение порядка. Коллегия нежно любит учет, штрафы и поборы. Обдирают даже тех, кто только ступил на нашу землю, в радужных мечтах разбогатеть. Но поборы они любят, все же, гораздо больше порицаний… Гихалья так и не раскрыла, сколько ей пришлось заплатить за промедление с моей регистрацией на Эйдене. Тянула целый год, но так и не объяснила, зачем. Наверняка опять какие-то бесчисленные ганорские суеверия. Впрочем, какая разница…

Я вновь украдкой взглянула на свое изображение над воротами порта — толком не рассмотрела. Было странно видеть себя вот так, со стороны. Казалось, не слишком и похоже. Система меня изрядно приукрасила — она самостоятельно корректировала регистрационный исходник, согласно возрасту. А с такими косами я себя и вовсе не помню — все время скручивала волосы на затылке в плотную шишку и надевала чехол. Ветер и мелкая, словно пудра, пыль — бичи Эйдена. Волосы вмиг превращались в спутанную тусклую паклю — не раздерешь. Даже цвет казался темнее. Тогда, шесть лет назад, Гихалье пришлось остричь мне волосы по плечи