Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Давай помогу сестрица, – предложил мальчик и сел рядышком. Личико у Лидочки было грустным, уголки губ опустились вниз.
– Вань, я есть хочу, – простонала она.
– Держи ягодки. Я к обеду курятины приготовлю, потерпи, – сказал Ваня ободряюще и потрепал Лиду по голове. Выложил птицу на стол и вдруг подумал, что не сможет растопить печь. Дров не было.
– Это не кулица, а какая-то малявка, – сказала девочка, расстроившись окончательно.
– Это дикая куропатка. Ничего ты не знаешь, и куриц не видела. Не мешай мне, я думаю, как мне приготовить её, – раздражённо ответил Ванька. "Кстати, что это бабка Прасковья не пришла по утру?" – вдруг вспомнил он.
Ванька посмотрел на безжизненное тело птички и руки у него "опустились". Птичка была настолько крохотной и худой, что даже одному ребёнку сложно было бы наесться ею, даже если её сварить удалось бы. И тут его осенило: он пойдёт в овраг! Те ребята, он слышал, бездомные, добывают себе пищу сообща, вроде бы даже воруют. Он купит у них немного еды. Обменяет на свои стёганные портки. И птицу им отдаст. Идея была просто отличной, и у мальчика поднялось настроение.
Ванька обнял крепко Лидочку, поцеловал в осунувшиеся щёчки и велел сидеть в хате и ждать его. Скоро он вернётся с едой. Быстро вышел, надев на себя двое штанов, одни тёплые, другие из парусины, которые хотел оставить себе. За пазуху не забыл положить птицу. Лидочка прильнула к окну и помахала ручкой, но Ваня даже не оглянулся, так спешил. Он был полон решимости, даже не боялся. В голове прокручивал, что скажет беспризорникам. Шёл быстро, почти бежал. Голова кружилась от голода, но у него была цель. До оврага путь был долг, но вернуться планировал засветло. И вот, наконец, деревня кончилась и началась лесополоса. Ваня стал спускаться в овраг по протоптанной узкой дороже, которая показалась ему очень крутой и скользкой. Виной всему вчерашний дождь. Внизу были слышны голоса и смех. Перед самым дном оврага Ваня всё-таки поскользнулся и кубарем пролетел последние три метра. Голоса смолкли. Один из пацанов подошел и несильно пнул Ваньку в спину. Тот поднялся. Мальчишка подтолкнул его вперёд, и Ванька подошёл к кучке ребят разного роста и возраста, расположившихся возле маленького костерка на настиле из веток и травы. Ванька раньше не видел вблизи беспризорников. Оглядев их, решил, сто эти ребята находятся в гораздо более лучшем положении, чем он сам. Все они были надёжно тепло одеты. Конечно, вещи были на них оборванные и грязные, но на каждом зато по несколько кофт, штанов и платков. На большинстве – шапки. Лица у бездомных были грязные, но довольно упитанные, что свидетельствовало о том, что они с голоду не умирают. "Наверное, потому, что они воруют", – подумал Ванятка, но тут же усомнился: – " А у кого тут в округе воровать-то? Одна нищета".
– Ты зачем сюда пришёл? – спросил пацан лет десяти надменным тоном. Ванька рассказал, зачем пришёл. Сказал, что торопится к сестре, она маленькая и помирает с голоду. Вынул птицу и стянул с себя ватные штаны, в которых, кстати, изрядно вспотел.
– Нам самим еды мало, – пробурчал ещё один мальчик. Ваня ещё раз отметил про себя, что сильно истощенных детей здесь не было, все тринадцать-пятнадцать человек были одеты во много слоёв не то одежды, не то тряпья бесформенного, волосы у всех были взъерошены и сваляны, будто мочалка, лица перепачканы. Один пацан, как ему показалось, кинул заинтересованный взгляд на его штаны.
– Вали отсюда подобру-поздорову. У тебя есть хата, сарай? Наскреби опилок, замочи в воде и ешь, как размякнут, – посоветовал один из них. Ванька не уступал:
– Мне не себе. Сестре. Немного любой еды, умоляю.
Тут поднялся самый взрослый парень, видимо, главарь. Подошёл к Ваньке, достал из кармана тряпку с каким-то куском, протянул Ване и сказал дружелюбно:
– Держи, пацан. Это моя доля. Я перебьюсь. Тебя как звать?
– Ваня.
– А меня Григорий, – он протянул Ваньке руку, которую тот пожал по взрослому.
– Спасибо. Я побегу, ладно? Меня Лида ждёт, сестра. Спасибо вам.
– Погоди, – сказал Гриша, который действительно был главным в шайке местных беспризорников, – я тебя провожу, а то ты на ногах еле стоишь.
Они пошли другой дорогой. Ваня старался не отставать, хотя чувствовал, что ещё немного, и упадёт. Вверху живота ныло от пустоты, а перед глазами кружились чёрные точки. Вскоре ребята вышли из лесополосы, Григорий снова пожал Ваньке руку и ушёл. Ванька счастливый побежал домой, даже "второе дыхание открылось". По дороге развернул тряпку и обомлел: в ней лежал настоящий кусман хлеба! Белого хлеба. Немного сухого, но хлеба! Боже, как обрадуется Лидочка! Ваня ликовал и предвкушал, как вложит в ручку сестре мягкий кусок настоящего хлеба. Деревня приближалась, мальчишка бежал всё быстрее, через силу. Он буквально влетел в хату и… никого не увидел. Хата была пуста. Ванька выбежал во двор и оббежал дом. Во дворе – никого. Ваньку обуял животный ужас. Нутро похолодело. Никогда в течение всей своей последующей жизни Ванька не испытывал такого страха и отчаяния, как в тот день, когда зашёл в дом, а сестры нет. Задыхаясь он побежал к дому бабки Прасковьи, она его уже ждала.
– Бабушка, Лида пропала! – закричал Ванька.
– Не кричи. Не пропала она, – сказала Прасковья, прижимая Ваньку к себе. – Инспектора приезжали, забрали её в приют.
Ваньку будто обухом по голове ударили. Он потерял дар речи, переосмысливая услышанное. Как? Такого он себе никак представить не мог. Что угодно, но не инспектора. Ваня ощутил себя преданным и растоптанным. Детская душа была не подготовлена к испытанию таких взрослых потрясений, и через минуту вся горечь, боль и отчаяние вперемешку со злобой и безысходностью выплеснулись из Ванькиного маленького существа на бабку. Он стал колотить её кулаками куда попало, в грудь и живот:
– Это всё Вы! Это Вы их к нам заслали! Что теперь с моей сестрой?! Как я буду жить без неё?! Ненавижу Вас всех! Ненавижу! – кричал Ванька, захлёбываясь в рыданьях.
Прасковья оттолкнула Ваньку и крикнула ему, убегающему, вслед:
– Глупый ты, Ванятка! Ей же там лучше будет. Накормлена, одета, обогрета будет. О ней Советская Власть позаботится! Спасибо ещё скажешь, дурачок!
Ванька уже не слышал бабку. Дома он