подлечили, вернее залечили, то с мозгом ничего сделать не могли. Василий так и не очнулся. И вот это уже давало надежду. Надежду мне, не Василию. Прости, Вась…

— Этот точно овощ?

— Точно, господин Романов. — Уверил меня вернувшийся Семён Семёныч. — Этот точно. Там мозг поджарило до корочки медиум!

Снова эти плоские, вернее чёрствые, врачебные шуточки…

С Василием всё вышло идеально. Всё по отработанной схеме. Отдельная палата, Узор Шавки, два дня ожидания — и на больничной койке лежало здоровое тело взрослого мужчины, с полным комплектом ножек и ручек, и с восстановленными внутренними органами. Да я кудесник!

Такой Василий мне понравился больше. Староват, конечно, 42 года. Но волевое серьёзное лицо, высокий лоб и голубые пронзительные глаза вселяли надежду. Да и времени у меня оставалось всё меньше и меньше перед отъездом. Так что выбирать не приходилось. Оставалось снести Узор Шавки и нанести Узор Якоря.

Ну и как бонус — большой, упитанный, заново отросший и смирно лежавший у Васи между ног, член. Как утверждала его безутешная жена, прибывшая посмотреть на чудо и мечтательно закусившая нижнюю губку — мужское достоинство подросло раза в три, по сравнению с прошлым. Вот так вот!

Женщина не могла нарадоваться своему счастью. Симпатичная, чуточку пухленькая, тридцатипятилетняя матрона, очень обаятельная и общительная. Всё пыталась меня хоть как-то отблагодарить, хоть я просил и не говорить ей, что в выздоровлении её мужа виноват я. Но она, видимо, сама что-то такое поняла по взгляду Семён Семёновича.

А я чувствовал себя последней скотиной и гадом, в душе надеясь, что тело Василия восстановилось, а мозг нет. Я ведь припёрся в больницу не для благотворительности, а с конкретной целю — найти и подготовить себе сосуд. Наверное, я херовый человек. В тайне надеяться на то, что пациент не очнётся и мне достанется его тело. Хотя, без меня Васька всё равно бы откинул копыта через месяц или два, а его тело пустили бы в утиль. Откуда во мне эта гуманность — ума не приложу.

Я подождал до вечера, давая разуму Василия проявиться, а пациенту очнуться. Но чуда не произошло. Если мой Узор и восстановил выжженный электричеством мозг, то потерянное сознание, память, разум — всё что составляло личность Василия, восстановить не удалось. Мозг Разумовского был девственно чист, как пустой лист. Как говорится — одна извилина и то, переходящая в прямую кишку, чтобы тело умело гадить. Хотя, не факт и это.

Приглашённый заведующим специалист, глядя на энцефалограмму мозга, покачал головой, грустно вздохнул, подтверждая мои догадки, и начал присматривать к телу Василия, словно довольный голодный стервятник.

— Не переживайте, господи Романов. — Утешил меня Семён Семёнович. — Вы сделали всё что могли, и уверяю Вас, тело Разумовского послужит ещё медицине и даст шанс многим другим людям.

— В смысле? — Насторожился я тогда.

— Ну… Органы. Они у него тоже восстановились, словно у младенца. Печень — новенькая, сердце — как у спортсмена… Это идеальный кандидат на трансплантацию органов. Не все могут позволить себе дорогих Лекарей, да и Лекари, как Вы знаете, очень осторожно выбирают новых пациентов. А традиционная медицина и трансплантология всё ещё в разы дешевле и неплохо развивается.

Э, не! Не для этого я Ваську вытаскивал с того света. Мне он и самому нужен!

— И когда вы планируете пустить его… на запчасти? — Осторожно поинтересовался я.

— Ну… — Заведующий ненадолго задумался и принялся рассуждать: — Не так быстро, как хотелось бы. Нужно собрать комиссию, признать этот случай бесперспективным… Хотя, можно надавить через страховую. Те тоже не любят платить лишние деньги. Один день поддержания жизни на аппаратах, он ведь сам не сможет даже дышать, мозг то не заработал… Так вот, один день обходится в кругленькую сумму. Обычно, мы говорим семье правду, что это всё бессмысленная трата денег. Некоторые упорствуют, но результат всегда один. Самое долгое на моей памяти — это случай с одним известным аристократом… Богатый и обеспеченный человек… Был. Одарённые не смогли ему помочь, и он пролежал у нас почти десять лет, пока не выжал из семьи все их миллионы, и всё равно его пришлось отключить.

— А если я оплачу его содержание? Поддержание его жизни?

— Вы? — Удивился Семён Семёнович. — Вам это зачем?

— Чувствую ответственность. Не смог помочь человеку. — Лицемерно соврал я.

— Ну, если хотите… — Недовольно пожевал он своими губами. — Если Вам некуда девать деньги…

— Хочу. — Тяжело вздохнул я непредвиденным расходам. — Некуда…

— Но зачем?! Это глупо! Да это и не Ваша забота, Вы же ему не родственник, господин Романов! Не брат, не сват! — Он чуть смягчился. — Да и не виноваты Вы, что не смогли его спасти. Это не Ваша вина!

— Два года. Может меньше. — Сказал я и увидел признаки разочарования на лице врача. — Дайте мне номер счёта, куда я смогу ежемесячно переводить нужную на содержание этого человека сумму. Как только переводы от меня прекратятся, можете его отключать.

Наверняка, он уже успел распланировать, как и куда пойдёт печень Васьки, куда лёгкие, а куда сердце. Мы с ним прям два сапога пара, два стервятника — только мне нужен был Васька целиком, а ему по частям. На душе было гадко и херово, но это лучший вариант, что я смог придумать, чтобы в случае своей смерти остаться здесь, в этом мире.

Я «стёр» Узор Шавки с тела электрика, незачем разбрасываться драгоценными Узорами, нанёс «якорь» и покинул больницу. Можно было ещё парочку «якорей» здесь оставить. Но, как говорится — нельзя класть все яйца в одну корзину. Вдруг здесь будет пожар, или эпидемия, и все мои труды пойдут прахом. Да и дороговато мне обойдётся держать такие «закладки» под аппаратом два года. Это я уже понял. Васька и так мне вышел в кругленькую сумму.

И вот сейчас этот пронзительный возглас «Васька!» всё расставил по своим местам. Я в теле Васьки, а значит, тело Майка погибло. Моё тело… Бля-а-а!

— Вася! Василий! — Донесся до меня счастливый, озабоченный и растерянный голос. — Доктор, Васька пришёл в себя!

Только какого хера я не мог пошевелиться? Тело ведь было в идеальном состоянии! И доктор уверял меня, что с этим телом всё в порядке. Угу. И верь после этого врачам!

Но что-то пошло не так. И надежда на