Если вы здравомыслящая одинокая женщина, мечтающая – так уж вышло – о настоящей любви, вам следует знать, что кое с чем непременно придется мириться – например, с нездоровой привязанностью к бордовому велюровому свитеру или страстью к видеоиграм вроде «Мэдден футбол-96». Но вы должны знать и то, что кое с чем смириться невозможно. С тем, например, что у него есть жена, с которой он забыл развестись. Или с тем, что он состоит в секте сатанистов. Или – и это хуже всего – с тем, что он напрочь отвергает такое освященное временем и общественным мнением установление, как брак.

Стоило мне подобраться к теме нашего совместного будущего, как Алек инстинктивно напрягался, словно я уколола его отточенным карандашом.

– Какое еще будущее?

– Наше будущее, твое и мое. Тех, кто вместе, ездил в Арканзас, проведя в дороге двадцать семь часов без остановки, только для того, чтобы ты, наконец, совершил тот славный подвиг, о котором мечтал когда-то в школе.

Такие разговоры не означали, что мне не терпелось заказать свадебное платье. Кроме того, в то время я уже догадывалась, что и по другим причинам Алек – не самый подходящий кандидат в мужья. Взять хотя бы нашу разницу в возрасте и его нежелание иметь детей. Но если Алек восставал даже против призрачной перспективы брака, я должна была задаться вопросом: а зачем мне все это надо?

Пожалуй, еще важнее было задать этот вопрос друзьям. Не то чтобы у меня было мало своих Мыслей, но когда дело доходит до важных решений, выслушать мнение окружающих не помешает. Не помешает и иметь лишнюю пару рук, готовых удержать вас от безрассудного шага. Как у президента есть свой кабинет министров, так и у вас должно быть несколько наперсниц. Количество моих подруг со временем менялось, но обычно их было около полудюжины, и познакомилась я с ними уже после колледжа. Все в этой разношерстной компании находились на разных стадиях холостяцкий или замужней жизни, и каждая разработала свою тактику ведения военных действий и манеру давать советы. Но все они были моими министрами, поскольку всех их объединяла общая черта: они не стеснялись говорить то, что думают.

Когда я поделилась с ними своей тревогой, подруги единодушно выразили свое мнение: зря я так терзаюсь. «Радуйся, что нашла человека, с которым можно так хорошо провести время», – сказала Энн. Энн перевалило за сорок, и ее брак, длившийся пятнадцать лет, представлял собой череду радостей и разочарований. Она писала философские эссе и многие годы поражала меня своей недюжинной мудростью. «Жизнь – сплошной компромисс, – говорила она, – надо только уметь это видеть».

Даже Нэнси, мой самый практичный министр, выступила за романтику. «Ясно же, что ты любишь этого мужчину, – сказала она, – и не можешь так просто от него отказаться». Когда я работала в фитнес-журнале, мы с Нэнси делили в редакции один закуток, и она в течение трех лет выслушивала мои излияния по поводу Брэдли. Я с большим пиететом относилась к ее неизменно обоснованным суждениям. Ее никогда не смущало сказать мне что-то, чего я не желала слышать, – качество, свойственное только настоящей подруге. Личная жизнь самой Нэнси сильно смахивала на мыльную оперу. Выскочив замуж после двадцати, она вот уже девять лет то ссорилась, то мирилась с отцом своего трехгодовалого ребенка, и однажды предупредила меня: «Если я тебя чему-то учу, поступай наоборот».

Кейт, всегда готовая прийти на помощь, заявила, что нечего мне напрасно трепать нервы и думать о каком-то «решении». Она протерла обивку кушетки в кабинете своего психотерапевта, долгие годы пытаясь разобраться с «проблемами», в число которых входил брак, закончившийся разводом. При этом в роли разлучницы выступила ее бывшая лучшая подруга. Ныне всю свою энергию Кейт направляла на то, чтобы уберечь верных друзей от страданий. «Если приспичит тебе решать, тогда и решишь», – говорила она.

Но сомнения не оставляли меня. Конечно, эти отношения не шли в сравнение с тем, что было у нас с Брэдли. «Смертельное оружие-2» тоже лучше, чем первое «Смертельное оружие», ну и что из этого? В душе я понимала: у нас с Алеком – разные линии судьбы, и они лишь время от времени пересекаются. Я подозревала, что так будет и дальше, и не хотела, как с Брэдли, цепляться за бесперспективные отношения только потому, что порвать их слишком страшно.

Отношения мужчины и женщины не стоят на одном месте, и если не идут вперед, то неизбежно откатываются назад. Это и произошло с нами. Сексуальное влечение стало выдыхаться, и представление Алека о близости все больше отождествлялось е диваном, на котором, лежа рядом, мы вместе смотрели по телевизору «Автотест», где расписывались достоинства новой модели «Форда F-150». Внезапное «Кажется, я тебя люблю», вырвавшееся у Алека в мотеле во Флориде, больше никогда не повторялось. Оглядываясь назад, я понимала: это было одно из тех «заявлений по спонтанному побуждению», о которых вечно спорят юристы из «Закона и порядка», утверждение, несомненно, искреннее, но сделанное вследствие «сильного душевного потрясения» (великолепный секс в течение двадцати восьми дней подряд?!), а не результат «обдуманного решения заявителя».

Года через три после нашего знакомства мы с Алеком поехали в Италию. В какой-то день железнодорожники устроили забастовку; мы отправились на автовокзал и наудачу купили билеты до Монтепульчиано, средневекового, городка в Тоскане. Мы сидели в автобусе, за окном мелькали сельские домики, залитые солнцем виноградники, и я разразилась слезами. Мы были в одном из самых романтических уголков мира, а я чувствовала себя так, будто рядом со мной парень, который время от времени доставляет мне на дом пиццу.

Помните, как игрок «Ред Соке» Билл Бакнер позволил Моки Уилсону прострелить у себя между ног в решающей игре чемпионата 1986 года, отдав тем самым победу сопернику – «Нью-Йорк мете»? Вот так же невозмутимо воспринял мои слезы Алек. Он не сказал, что любит меня и что рад быть в Италии со мной. Алек лишь выразил неудовольствие: «Вот так так! Ну зачем тебе знать, к чему ведут наши отношения? Что ты, не можешь просто получать удовольствие?»

Но я не получала удовольствия от катания на карусели, которое неизменно заканчивалось там же, где начиналось. Нет, я не сожалела о потраченном зря времени, но мне было тридцать, и я знала: чем дольше пробуду с Алеком, тем больше потеряю. Я не ответила ему, но поняла, что все кончено. Алек хотел иметь приятеля, партнера для развлечений. Я же – сознавать, что мы куда-то продвигаемся.

Как ни печально, пришло время решать. Я не сомневалась, что решать придется мне, раз уж Алек так всем доволен. Это я когда-то заварила кашу, сказав:

«Ну что, нравлюсь я тебе или нет?» Теперь я понимала: само собой все это не кончится. Было совершенно ясно, что один из нас впадет в депрессию, а другой – пожмет плечами и, завалившись на диван, будет смотреть лучшую двадцатку видеоклипов с песнями кантри. При мысли о неизбежном расставании я ощущала, что мои глаза наполняются слезами. В результате я откладывала принятие решения раз за разом.

Чтобы свести к минимуму тяжесть поражения, я начала разрабатывать тактику моего поведения еще до того, как разрыв состоялся. Если я просто заявлю: «Все, хватит!» – и уеду домой, в Лос-Анджелес, то скорее всего проведу следующие полгода, пуская сопли и/или не отрываясь от передачи «Из зала суда». Мне было необходимо отвлечься от мысли, что я убила три года жизни на мужчину, который ценил это не больше, чем мучной червь. Мне нужен был план.