— Пася! — вдруг позвала она. Помявшись, словно собираясь с мыслями. — А ты знаешь, что я богата, Пася?

— Богата? — переспросил Павел. — Кто бы сомневался. Не каждый смертный имеет дом в Новой Зеландии! Да еще и такую крутую яхту!

Веста снисходительно покачала головой, уперев мясистые кулаки в столик.

— Знаешь… раньше богатым считался человек, в котором много от Бога, — сказала она. — А те, у которых толстые кошельки, — просто коллекционеры. Но я не об этом. Я как раз о материальном достатке. Ведь после смерти Сережи я унаследовала все его имущество.

— В самом деле? — глупо спросил Павел, чувствуя, что его горло мгновенно пересохло. Он сделал глоток шампанского, с неприязнью отметив, как дрожат пальцы.

— В самом деле. И оно не ограничивается этой яхтой и скромным бунгало в Хантли, — ответила Веста. Она говорила с некоторым усилием, словно вытягивала каждое слово, как глубоко засевшую занозу.

— У Сережи есть дом в Испании. Кроме той четырехкомнатной квартиры, в которой живем мы с тобой, в Москве у него осталось еще две элитные «трешки», а в нескольких километрах от МКАД — трехэтажный особняк, — продолжила она. — Ты спросишь, как это все обслуживается? Ведь только на оплату коммунальных услуг всей недвижимости уходит порядка ста тысяч в месяц. Так, к слову — работая воспитателем в детском саду, в месяц я получаю тридцать две тысячи… Так вот, у Сережи были серьезные накопления в банках. Он получал хорошие гонорары за свои выступления, но всю жизнь был аскетом. Фактически, за счет этих процентов я погашаю все издержки, связанные с содержанием квартир и коттеджа. Хватает и на яхту. Есть люди, которые хорошо знали Сергея, и я доверила им ведение всех финансовых дел…

Их взгляды пересеклись.

— Знаешь, о какой сумме идет речь, Пася? — тихо спросила она.

Павел отрицательно помотал головой, стараясь выглядеть как можно безразличней.

— После смерти Сережи на его счетах осталось почти полмиллиона долларов, — спокойным тоном сообщила Веста, словно речь шла о содранной заусенце на пальце.

У него перехватило дыхание.

— Сколько?

— Если точно, четыреста девяносто восемь тысяч с копейками, — уточнила Веста. Помедлив, она снова спросила:

— Полагаю, у тебя сразу возник еще один вопрос? Мол, почему сестра известного композитора симфонического оркестра живет как монашка или затворница, одеваясь в простенькие платья и дешевые туфли? Почему не бросит работу в детском саду? Почему не обвешается золотом, не обзаведется молодым любовником, не путешествует по всему миру?

— Да, — хрипловато произнес Павел. — Именно это и пришло мне в голову. Я, если честно, в шоке… Почему?!

Веста глубоко вздохнула.

— Потому что я не получаю удовольствия от траты денег. До встречи с тобой я была одинока, и у меня не было желания путешествовать одной. К тряпкам и побрякушкам я равнодуша. А что касается работы… Я безумно люблю детей. Я люблю слышать их звонкий смех, люблю возиться с ними, играть в разные игры и рассказывать им истории…

Она подняла голову, в упор разглядывая Павла, который застыл истуканом, продолжая держать в подрагивающей руке наполовину опустошенный фужер.

— И я хочу, чтобы у нас был ребенок, Пася, — прошептала Веста. — Да, я уже далеко не девочка, мне сорок четыре. Но ведь бывали случаи, когда женщины рожали и в более позднем возрасте! Пася!

— О Господи… — пробормотал Павел, делая неуверенный шаг к жене.

Коровьи глаза, поблескивая, обволакивали его, затягивали, как в зыбкую трясину.

— Ты не обиделся? Что я не сказала тебе об этом раньше?

Он нерешительно положил свои ладони на необъятную талию супруги, и на мгновенье в его воображении возник громадный мешок из полиэтилена, доверху набитый теплой требухой. В голове, кроша черепную коробку, отбойным молотком долбилась одна-единственная мысль:

«Полмиллиона долларов. Полмиллиона долларов. Полмиллиона доларов»

Черт!

ЧЕРТ!!!

Да, он знал, что истинное состояние материального положения его супруги совсем иное, нежели образ ее жизни, но фраза о пятистах тысячах «зеленых» буквально оглушили его, расплющили, как колесо грузовика футбольный мяч.

— Нет, дорогая. Я не обиделся, — выдавил он, издав свистящий звук.

Только что раздавленный мячик-блин постепенно начал оживать, набирая воздух.

К Павлу потянулись влажные от слюны губы:

— Поцелуй меня.

Зажмурившись, он поцеловал и тут же отпрянул, словно перед ним блестел оголенный провод.

— Я сяду, — внезапно сказала Веста. — Душно что-то.

Она плюхнулась на диван, и, стянув с плеч рубашку, вытерла ею лицо:

— Уфф… ну и жара. У тебя голова не болит? Что-то на виски давит. Как будто тесную шапку надела.

— Наверное, это от качки, — предположил Павел. — Тебе принести что-нибудь, лапуля? Минералки? Или пива?

— Не надо. Я полежу, и все пройдет, — произнесла женщина и, расслабленно вытянувшись на диване, прибавила:

— Я люблю, когда ты меня называешь лапулей.

Павел присел на самый краешек, внимательно глядя на супругу.

— Ты, наверное, обалдел, да? — спросила Веста, широко зевнув. — Когда узнал про квартиры и банк…

— Да, ты умеешь делать сюрпризы, — кивнул Павел. — Это и есть твоя тайна?

Веста удивленно захлопала глазами:

— Тайна?

— Ты говорила, что хочешь поделиться со мной какой-то тайной, — терпеливо напомнил Павел.

— Ах, да.

Она снова зевнула.

«Мусоропровод, — мысленно повторил Павел, хладнокровно наблюдая за сонной женой. — Может в один заход полпалки «докторской» сожрать. Или биг-мак проглотить»

— То есть нет. Это, конечно, приятный сюрприз, — вяло проговорила Веста. Вид у нее был заторможенный, как у внезапно разбуженного человека после глубокого сна. — Деньги все любят, и ты в том числе… не обижайся… Что-то я заговорилась, ха! Но наследство — не тайна, нет.

— Дай я угадаю.

Павел сделал вид, что глубоко задумался:

— Может, ты все-таки беременна?

Веста глупо хихикнула, грузно перевернувшись на бок:

— Нет. Но обещаю, что ты узнаешь об этом первым…

Ее веки прикрылись.

— Веста, — тихо позвал Павел.

— Ну? — лениво отозвалась женщина, не открывая глаз.

— Ты спишь?

Она сонно мотнула головой, поджав под себя колонноподобные ноги. Громадные желеобразные ляжки были испещрены фиолетовыми прожилками.

— Я позабочусь о тебе, — шепнул Павел, аккуратно укрывая Весту белым шерстяным пледом. — И ты скоро уснешь.