Почему мне так легко заводить разговор с человеком, находясь внутри расследования, и почти невозможно заставить себя спросить что-то у незнакомца, если я – это я, а не помощница Логова? Что-то переключается во мне, и я чувствую себя уверенно, точно становлюсь частью мощного сообщества, которое незримо присутствует за моей спиной… Если б не разбился этот несчастный парень, разве я осмелилась бы завести разговор с настоящим артистом цирка? Кто я такая, чтобы беседовать с клоуном?!

Его взгляд сфокусировался на мне:

– Вы не из наших.

Карие глаза показались мне добрыми, хотя Кинг постарался на славу, чтобы опорочить всех клоунов мира.

– Я подруга, – чья именно, я уточнять не стала, а он не допытывался.

Наверное, для них это обычное дело – приводить на представление родственников и друзей. Он только с некоторым замешательством произнес:

– Но не Мишина же?

Я покачала головой, наблюдая, как на манеж входит оперативник Володя Овчинников с бригадой криминалистов, как они уверенно приближаются к телу, застывшему с вывернутой шеей, и директор цирка что-то объясняет им с несчастным выражением лица. Другой опер – Антон Поливец – уже начал расспрашивать циркового врача, и тот как-то по-военному вытянулся перед ним. Вот уж не думала, что Поливца можно побаиваться… Мы с ним то и дело цеплялись друг к другу, хотя в последнее время мое присутствие, кажется, стало бесить его меньше.

Я понимала, чем раздражала их… Они были профессионалами, а я – никем, но Логов доверял мне не меньше и прислушивался к идеям, которые оперативникам часто казались бредовыми. Но когда счет раскрытых с моей помощью дел превысил случайный минимум, Поливец с Овчинниковым нашли в себе мужество признать, что и от меня бывает польза.

Но сейчас я не собиралась к ним лезть, эти ребята знали свое дело. Поэтому не подала и вида, что знакома с ними, и осталась рядом с клоуном. Из-за густого грима мне никак не удавалось понять, сколько ему лет… В старшие братья он мне годится или в дедушки? У клоунов ведь не бывает карьерного роста… Кажется, только Никулину удалось стать директором цирка, а что бывает с остальными? Так и дурачатся на манеже до старости? Я попыталась представить себя такой кривляющейся старушенцией – отвратительное зрелище… Но, может, мужчинам проще смешить публику даже в пятьдесят, в семьдесят лет? Говорят же, что мальчики не взрослеют…

– Следственный комитет? – пробормотал он озадаченно. – С чего бы, а? Это же несчастный случай!

– Говорят, среди зрителей случайно оказался следователь, представляете? – понизив голос, сообщила я, как страшную тайну. – Может, ему везде мерещатся убийства, вот он и вцепился?

Он с пониманием закивал, искривив размалеванный рот:

– Профдеформация… Не только у нас бывает, а?

– А у вас как проявляется? – мне действительно стало интересно.

Мы стояли с ним у самого бортика, нас всех отогнали подальше от центра арены. Но уходить Артур запретил, поэтому все артисты застыли группками, то и дело вытягивая шеи, точно испуганные сурикаты, разве что не цеплялись друг за друга. Я решила держаться клоуна, который по крайней мере не выдал меня, хоть и заподозрил чужака.

Почему-то мне ужасно хотелось зачерпнуть пригоршню опилок с манежа, сунуть в карман и перебирать их тайком. Представлялось, что они гладкие и теплые. Может, я даже сохранила бы их на память, хотя это представление и так вряд ли забудется… Но я держалась и не позволяла себе нагнуться, это уж точно выдало бы меня. Опасаться было нечего, в нескольких метрах сновали наши оперативники, которые уже начали опрос свидетелей, делая вид, будто знать меня не знают. Но мне пока не хотелось примерять роль чужой среди своих, я надеялась что-нибудь разнюхать, пока меня не вывели на чистую воду.

– Жалко парня, – я произнесла это абсолютно искренне. – Надеюсь, он хоть не был женат? Детей не осталось?

– Женат? – откликнулся клоун с непонятным смешком. – Вряд ли он вообще когда-нибудь женился бы… Это не про него.

– Почему? Такой ходок был?

Внезапно тот замкнулся:

– О мертвых, понимаешь, либо хорошо, либо ничего.

Я посмотрела на труп, который снимал знакомый фотограф из Комитета:

– А хорошее есть?

Забыв о гриме на лице, клоун яростно потер лоб, взглянул на белые пальцы с таким видом, будто не понял, чем их испачкал, и повторил потерянно:

– Да хороший был парень… Веселый. Жаль. Ах как жаль!

Я простодушно заморгала:

– А что за женщина так кричала? Его… подруга?

– Ну… Можно и так сказать.

– А у нее обручальное кольцо на руке, – брякнула я наобум. Марта могла и не носить кольцо. – Может, это ее муж убил этого парня? Такое, знаете, часто случается… На почве ревности.

Клоун уставился на меня с ошарашенным видом:

– В смысле – убил?! Никто его не убивал! Он, понимаешь, просто совершил ошибку…

– Когда связался с замужней женщиной… Тот парень, который должен был его поймать, – не он ли обманутый супруг? Мог ведь не дотянуться специально.

– Генка?!

– Может, он и не хотел его смерти… Думал, что Миша просто покалечится и уйдет из цирка… Как вариант! Могло такое быть?

– Нет! – он рубанул воздух рукой. – Генка на такое в жизни не пошел бы. Я его знаю.

Поверх его плеча в желто-красную клетку я вдруг поймала пристальный взгляд высокого длинноволосого мужчины, которого без кастинга можно было бы взять на роль Воланда. Крепкого такого Воланда… Глаза у него были просто огромные, темные, чуть навыкате. На нем был черный наряд, расшитый золотистыми нитями, как у того парня, Дениса, которого подзывал директор, и я догадалась, что это тоже дрессировщик. Похоже, главный – такая от него исходила довлеющая сила. Даже на расстоянии мне захотелось съежиться, а если прикажет, прыгнуть сквозь горящий обруч.

Перехватив мой взгляд, он без смущения направился к нам и уверенно приобнял клоуна:

– Гриша, все в порядке? Чего ты разнервничался?

– Мы просто разговариваем, – поспешно заверила я. – Это обстановка заставляет нервничать.

Клоун вяло кивнул, и я мысленно поблагодарила его за то, что не натравил на меня этого жутковатого укротителя. Хотя упускать его я не собиралась и заговорила с восторженным придыханием, которое ему наверняка было знакомо:

– Вы – дрессировщик, да? Тигров укрощаете?

В темном взгляде не было и намека на доброжелательность, и от этого по спине проскользнул липкий страх: таких, как я, он скармливает хищникам на завтрак…

Но голос дрессировщика прозвучал бесстрастно:

– Уже бывали на наших представлениях?

– Нет. Я впервые.

– Неужели? Как же угадали мое амплуа?

«Угадала!» – мысленно возрадовалась я. И попыталась польстить ему:

– Вы такой… мощный.