То, от чего я просыпалась по ночам, не было материальным.

Такие вещи, как тревога из-за возможного провала и разочарование, невозможно контролировать. Они просто существуют. Они постоянны. И если и был какой-то способ справиться с ними, то я ему еще не научилась.

Вероятно, я могла сосчитать на пальцах одной руки, сколько раз в жизни я сходила с ума, и всякий раз все крутилось вокруг фигурного катания. Третий раз был тогда, когда я получила сотрясение мозга. Тогда врач сказал моей маме, что ей стоит подумать о том, чтобы забрать меня из фигурного катания, и я некоторое время искренне верила в то, что она заставит меня отказаться от него. Помню, как за этим сотрясением последовали еще два и я боялась, что она настоит на своем и скажет это, скажет, что я не должна рисковать, учитывая последствия, к которым могут привести постоянные травмы мозга. Но она не сделала этого.

И в другие моменты, когда я ощущала вкус ваты во рту, а мой желудок сжимался и сотрясался… Я не хотела думать об этих моментах больше, чем того требовалось.

Но это было так. Мой отец шутя говорил, что я способна на проявление только двух эмоций: безразличия и раздражения. Это было неправдой, но он недостаточно хорошо знал меня для того, чтобы понимать это.

Но, когда я стояла, раздумывая, сплю ли я или же нахожусь под воздействием наркотиков, на самом деле, блин, реально – и теша себя мыслью, что это все происходит на самом деле, что я не нахожусь под действием галлюциногенов, – я слегка испугалась. Я не хотела задаваться вопросом, правда ли это. Потому что а если это неправда? Что, если это какая-то извращенная шутка?

Мне было мерзко оттого, что я чувствовала себя неуверенно.

Я действительно с отвращением страшилась того, что ответ, который я ждала, будет, вероятно, таким, за который я продала бы свою душу.

Но мама однажды сказала мне, что хуже страха – сожаление. Тогда я этого не поняла, зато поняла теперь.

Думая именно об этом, я задалась вопросом, ответ на который существенная часть моего «я» не желала знать на случай, если это не то, что я хотела услышать. «В каком смысле партнершей?» – медленно спросила я, чтобы удостовериться, мучительно пытаясь переключить свои мозги на то, о каком, черт побери, партнерстве идет речь в этом невротическом сне, который казался мне таким правдоподобным. О дурацкой игре в «Эрудит»?

Мужчина, за становлением которого я наблюдала на расстоянии, которое иногда бывало слишком близким, закатил голубые глаза. И, как и всякий раз, когда он закатывал глаза, я в ответ прищурила свои.

– В смысле кататься в паре, – ответил он, словно говоря «в каком же еще смысле?». Словно напрашиваясь на пощечину. – О чем ты подумала? О кадрили?

Я моргнула.

– Ваня! – зашипела тренер Ли, и краешком глаза я увидела, как она хлопнула себя ладонью по лбу.

Но я не была уверена, что это действительно случилось, потому что была слишком занята тем, что пристально смотрела на сидящего передо мной наглеца, говоря про себя: Не делай этого, Джесмин. Будь выше этого. Держи рот на замке…

Но потом тихий голосок, который был мне хорошо знаком, прошептал: По крайней мере, до тех пор, пока не поймешь, чего они в действительности хотят от тебя. Потому что этого не могло быть. Не в этой жизни.

– Что? – спросил Иван, по-прежнему глядя на меня, при этом равнодушное выражение его лица практически не изменилось, если не считать мимолетной ребяческой ухмылки, пробежавшей по его губам.

– Мы говорили об этом, – сказала его тренер, покачивая головой, и если бы я повернулась и посмотрела на нее, то увидела бы, что рассвирепела не я одна. Впрочем, я была слишком увлечена тем, что уговаривала себя быть выше этого.

Но после ее замечания я очнулась и, переведя внимание на женщину, прищурилась.

– О чем вы говорили? – лениво спросила я. Я бы приняла все, что бы она ни сказала. Хорошее или плохое. Я бы пережила все, что бы обо мне ни говорили, напомнила я себе. И когда при воспоминании об этих неприятностях у меня в душе ничего не перевернулось и не сжалось, я почувствовала себя лучше.

Она быстро скользнула по мне глазами, прежде чем одарить недовольным взглядом идиота на стуле.

– Он не должен был открывать рот, прежде чем я не расскажу тебе обо всем.

Я выдавила из себя только одно слово:

– Почему?

Женщина с нескрываемым раздражением глубоко вздохнула – мне был знаком этот вздох – и, отвечая, снова перевела взгляд на мужчину на стуле.

– Потому что мы пытаемся привлечь тебя в свою команду, не напоминая тебе о возможной причине твоего нежелания соглашаться на это.

Я моргнула. Опять.

А потом, не сумев сдержаться, я, повернув голову, ухмыльнулась, глядя на кретина в офисном кресле. Его ребяческая ухмылка никуда не делась, причем она не исчезла даже тогда, когда он заметил, что я смотрю прямо на него.

Тупица, – беззвучно проговорила я, не успев сдержаться и вспомнив, что я собиралась быть выше этого.

Придурочная, – беззвучно произнес он в ответ.

После чего ухмылка быстро слетела с его лица, точно так же, как это было всегда.

– Отлично, – сказала тренер Ли, раздраженно усмехнувшись тому, в чем вообще не было ничего смешного, поскольку я стояла и сверлила глазами демона в кресле, злясь на себя за то, что позволила ему себя разозлить. – Давайте на минуту вернемся к тому, о чем мы говорили. Джесмин, прошу тебя отныне не обращать внимания сама знаешь на кого. Он не должен был открывать рта, чтобы не испортить такой важный разговор, который, как ему было известно, должен был у нас состояться.

Мне потребовалось собрать всю свою волю в кулак, чтобы снова обратить свой взгляд на женщину, вместо того чтобы сосредоточиться на мужчине слева от меня.

Тренер Ли одарила меня улыбкой, которую я назвала бы безнадежной, принадлежи она кому-то другому. Она продолжала идти напролом к своей цели.

– Нам с Иваном хотелось бы, чтобы ты стала его новой партнершей. – Ее брови приподнялись, а на лице застыла та странная улыбка, которой я не верила. – Если тебе это интересно.

Нам с Иваном хотелось бы, чтобы ты стала его новой партнершей.

Если тебе это интересно.

Они – эти двое, которые смотрели на меня, и чьи голоса звучали как голоса тренера Ли и Ивана – хотели, чтобы я стала его новой партнершей?

Я.

Это была дерьмовая шутка, не так ли?

За долю секунды я успела подумать о том, что здесь не обошлось без Карины, но потом решила, что этого не может быть. Прошло больше месяца с тех пор, когда мы с ней разговаривали в последний раз. И она слишком хорошо знала меня для того, чтобы попытаться совершить нечто подобное. Тем более когда в это замешан не кто-нибудь, а Луков.