Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Конрад учился в Калифорнии. Я не видела его с тех пор, как он год назад поступил в колледж. На его лице была двухдневная щетина, но она не выглядела колючей. Кожа была загорелой, что зимой выглядело странно, но потом я вспомнила, что в Калифорнии, вообще-то, солнце светит круглый год.
– Папа отправил мне билет в последнюю минуту. Но из-за снега рейс задержался, поэтому я опоздал. Так что я торчу дома один, пока отец с Джером гостят у родственников в Нью-Йорке. – Он покосился на меня.
– Что? – спросила я, внезапно смутившись. Я попыталась пригладить спутанные волосы и коснулась уголка своего рта. Я что, пускала слюни во сне?
– У тебя все лицо в шоколаде.
Я вытерла рот тыльной стороной ладони.
– Я не ела его, – соврала я. – Я, наверное, случайно испачкалась.
Он удивленно поднял брови, бросив взгляд на полупустую коробку с шоколадной соломкой.
– Так ты просто засунула свою голову в шоколад, чтобы скоротать время?
– Заткнись, – сказала я, не в силах скрыть улыбку.
Комнату освещал только работающий телевизор. В голове не укладывалось, что мы просто сидели рядом друг с другом. Случайное стечение обстоятельств, очень сильно напоминающее судьбу. Я поежилась и сильнее зарылась в одеяла.
Конрад снял пальто.
– Хочешь, я растоплю камин?
– Да! У меня почему-то не получилось это сделать.
– Тут нужен особый подход, – с видом бывалого разжигателя каминов сказал он. Я понимала, что он просто красовался передо мной.
Все было так знакомо. Точно так же, как два Рождества назад. Столько всего произошло с тех пор. И у него, и у меня теперь была новая жизнь, но по каким-то причинам это совсем не чувствовалось, словно все было как раньше.
Возможно, Конрад подумал о том же, поэтому произнес:
– Уже поздно разводить огонь. Я, пожалуй, пойду спать.
Он резко встал и направился к лестнице. Затем повернулся и спросил:
– Ты же внизу будешь спать?
– Да, – ответила я, – здесь очень уютно.
– С Рождеством, Белли. Я так рад, что мы с тобой увиделись, – сказал он, дойдя до середины лестницы.
– И тебя с Рождеством.
На следующее утро у меня возникло чувство, что он уже уехал. Я не знала почему. Я бросилась к лестнице, чтобы проверить свои догадки, и стоило мне схватиться за перила, как я запнулась о штанины и упала, сильно ударившись головой.
Я лежала на полу и пялилась в потолок полными слез глазами. Мне было ужасно больно.
– Ты как? – спросил возникший из ниоткуда Конрад с набитым ртом. Кажется, он ел хлопья. Он попытался помочь мне сесть, но я отмахнулась от него.
– Отстань, – пробормотала я, надеясь, что, если буду быстро моргать, слезы высохнут.
– Тебе больно? Двигаться можешь?
– Я думала, ты уже уехал, – сказала я.
– Как видишь, я все еще здесь. – Он опустился на колени рядом со мной. – Дай я попробую поднять тебя.
Я отрицательно покачала головой.
Конрад устроился рядом со мной.
– Насколько сильно тебе больно по шкале от одного до десяти? Ты ничего не сломала?
– По шкале от одного до десяти… мне больно на все одиннадцать.
– Когда дело касается боли, ты напоминаешь мне ребенка. – Его голос звучал обеспокоенно.
– Это не так. – Я хотела убедить его в обратном, но к горлу подступил ком.
– Белли, такое падение – это тебе не шутка. Ты была похожа на какое-нибудь животное из мультика, которое поскользнулось на банановой кожуре.
Внезапно я поняла, что больше не плачу.
– Ты назвал меня животным?
Он попытался сохранить серьезное выражение лица, но уголок его рта неумолимо пополз вверх. Мы оба захохотали. Я так смеялась, что боль стала еще сильнее.
– О-ох!
– Я подниму тебя и переложу на диван, – предложил Конрад.
– Нет, – запротестовала я. – Я слишком тяжелая. Через минуту-другую я сама встану.
Конрад нахмурился, и я поняла, что он обиделся.
– Я знаю, я не могу выжать свой вес, как Джер, но уж точно смогу поднять девушку, Белли.
Я вспыхнула:
– Я не это имела в виду. Я тяжелее, чем ты думаешь. Знаешь, многие на первом курсе прибавляют в весе… – Мое лицо горело. Я даже забыла про боль в спине и не обратила внимания на то, что он привел в пример Джера. Я чувствовала только смущение.
– Для меня ты выглядишь так же, – тихо произнес он и очень осторожно поднял меня на руки.
Я обхватила его шею и сказала:
– На самом деле я набрала около пяти килограммов.
– Не переживай, я справлюсь.
Он опустил меня на диван и накрыл одеялом.
– Я принесу тебе адвил[7]. Он должен немного помочь.
Глядя на него, я поняла одну вещь.
Боже мой. Я все еще люблю тебя.
Мне казалось, мои чувства к Конраду были надежно спрятаны, как мои старые ролики и маленькие золотые часики, которые папа подарил мне, когда я научилась определять время.
Но то, что ты хорошо спрятал вещь, совсем не значит, что она перестала существовать. Чувства к Конраду все время были со мной. В моей крови. Конрад всегда был частью меня, как мои каштановые волосы или веснушки. Небольшой частью, как та маленькая девочка, которая все еще верила в мюзиклы, но он всегда был со мной. Джереми принадлежало все остальное – настоящее и будущее. Но не мое прошлое.
Может, так всегда бывает с первой любовью. Она навсегда селится в крошечной части твоего сердца. До конца своих дней я буду с особой нежностью вспоминать о Конраде, о своей первой любви, как вспоминают о своем первом домашнем животном или машине. Первый опыт всегда важен. Но я была уверена, что последний еще важнее. Джереми должен был стать моим последним, с которым я проведу вечность.
Остаток дня мы провели вместе, но в то же время порознь. Конрад разжег камин и ушел за кухонный стол читать, пока я смотрела «Эту прекрасную жизнь». На обед у нас был томатный суп из банки и остатки моей шоколадной соломки. Затем Конрад ушел на пляж, а я осталась смотреть «Касабланку». Я утирала слезы рукавом, когда он вернулся.
– У меня сердце кровью обливается от этого фильма, – прохрипела я заплаканным голосом.
– Почему? Фильм ведь хорошо заканчивается, – заметил он, стягивая толстовку. – Ей гораздо лучше вместе с Ласло.
Я удивленно посмотрела на него.
– Ты вообще смотрел «Касабланку»?