— Милорд граф, — поклонился Уэссекс. — Великий день для Англии, не так ли?

— Еще лучший день настанет, когда родится наследник. Тогда его высочество сможет блеснуть на поле боя, как давно стремится, не боясь, что опустевший трон достанется немецкому принцу.

— Вы правы, сэр. Но союз с Данией все же кажется мне весомым поводом для радости, — ответил Уэссекс с хорошо отрепетированным смирением.

— Разве только потому, что Англия стала повивальной бабкой мирного договора между Данией и Россией, — уколол его в ответ Малхайт. Уэссекс усмехнулся про себя. Государства в составе Священного союза сражались с Наполеоном почти столь же яростно, как и грызлись между собой.

Он готов был уже продолжить беседу, когда в дверях возникло какое-то движение. Он повернулся, услышав, как яростно выругался Малхайт.

Стоявший в дверях человек в черном бархатном одеянии, усыпанном бриллиантами, опирался на длинную трость из слоновой кости. Локоны серебристого парика спадали ему на спину. Уэссекс узнал его. Все участники Игры Теней знали его. Но каким ветром занесло барона Уорлтока на свадебный обед принца Джеймса?

Герцог извинился перед Малхайтом и направился к Уорлтоку. Но прежде чем успел к нему подойти, рядом возникла Сара, сменившая свое придворное платье на столь же официальное, но сшитое по современной моде.

— Уэссекс! — воскликнула она, радуясь тому, что обнаружила супруга в этой давке. — Я только что видела лорда-канцлера… — она осеклась, уставившись на фигуру в черном бархате, медленно продвигавшуюся в толпе гостей. — Это еще кто такой?

— В молодости его называли Уорлток Ниспровергатель Королей, — задумчиво сказал Уэссекс. — Это якобит, сбежавший за границу в шестьдесят девятом году. Он фактически ушел на покой, но Революция вынудила его вернуться домой. И мне очень интересно, что его сюда привело.

Прозвенел гонг, возвещая начало обеда, и Уэссексы отправились занять положенные им по рангу места.

— А этот Уорлток — важная фигура? — спросила Сара, когда они возвращались в Херриард-хаус в конце этого полного тостов и речей дня. Торжество затянулось так, что у гостей почти не оставалось времени, чтобы отдохнуть и приготовиться к балам и раутам грядущего вечера.

— Некогда был, — неохотно ответил Уэссекс, не желая говорить о вещах, которые касались другой стороны его жизни. — Сара, я не хочу впутывать тебя…

— Перестань! — перебила она. — Ты в этом замешан, так как же я могу оказаться в стороне? И если тебе нужны слухи, то кто лучше меня, слабой женщины, может собирать их для тебя?

Уэссекс вздохнул и после минутной внутренней борьбы все же решился.

— Я хочу узнать, — сказал он, глядя в потолок кареты, — кого и почему он ищет. Особенно если это кто-то из альбионцев. — Герцог вдруг подумал, на чьей стороне окажется Сара, если в Новом Свете вдруг вспыхнет мятеж. В ее мире таких бунтовщиков считали героями.

— Что еще? — деловито спросила она.

Уэссекс покачал головой. Он никогда не забывал, что враги Англии могут сделать его жену пешкой на шахматной доске Европы, и если она не будет ничего знать, то и рассказать ничего не сможет. Есть секреты, которые он должен хранить даже от нее.

* * *

Обед в Херриард-хаусе был рассчитан на сорок персон. Двери между обеденным залом и гостиной раскрыли, чтобы покрытые белыми льняными скатертями столы выстроились в одну линию. Большинство гостей отправятся отсюда вечером прямо на свадебный бал в Букингемский дворец, и даже герцогу и герцогине Уэссекским придется хотя бы ради приличия появиться там, прежде чем возглавить застолье в собственном доме.

Глянув на стол, Уэссекс на миг отчаянно пожалел, что здесь нет его друга, Ильи Костюшко. Неуловимый поляк умел повсюду незаметно проникать и без труда разнюхал бы все то, о чем так хотел узнать Уэссекс. Но Костюшко пока еще мог работать на континенте и уже несколько месяцев находился на задании.

Присутствие Уорлтока в Лондоне весьма усложняло ситуацию. Уэссекс искал французского шпиона и его английского агента. В свое время у самого Уэссекса был агент, и он понимал, что завербовать Уорлтока было бы просто безумием, так что вряд ли барон — агент Франции. Уорлток также не мог иметь собственных агентов — за бывшим Ниспровергателем Королей следили слишком пристально. Но если Уорлток не агент и не шпион, то, значит, он ведет другую игру.

И для того чтобы разгадать эту игру, Уэссексу был нужен помощник. Внезапно герцог улыбнулся.

Он только что понял, где его искать.

В НЕДАВНО ВОЗДВИГНУТОМ Пале де л'Ом[12]хранились сокровища, награбленные Империей. Богатства Италии, древние реликвии Египта — драгоценности, картины, тысячелетние статуи наполняли императорский дворец. Как и многие другие здания Империи, пышно названный Пале де л'Ом был лишь построенным на скорую руку сооружением, соединяющим два старинных здания — Лувр и Тюильри.

Те, кто помнил ранние годы Революции и окрылявшие тогда людей прекрасные идеи равенства и свободы, сейчас предпочитали помалкивать. Помешанные на идеалах революционеры свергли одного распутного деспота лишь для того, чтобы через несколько лет вдруг оказаться под пятой другого. Нынешний владыка имперской Франции, в отличие от ее прежнего царственного повелителя, не успокоится до тех пор, пока не покорит весь мир и не переделает его по своему замыслу. Одной рукой предписывая драконовские условия мира своим жертвам, другой рукой он разрушал древние здания Парижа, чтобы перестроить город и превратить его в подобие древнего Рима, вечный памятник своей славы. Огромный новый дворец по проекту, разработанному Персье,[13]в один год не построишь, потому император до сих пор правил миром из дворца, где некогда царил его предшественник, и стиль их правления был весьма сходен.

Императорский двор был самым большим для своего времени и подавлял размахом церемоний. Когда проситель входил в тронный зал, огромный, голубой с золотом, то в дальнем конце его видел сидящую на троне, в окружении придворных, почти неразличимую фигуру, освещенную длинными золотыми солнечными лучами и увенчанную императорской короной из золотых лавровых листьев. Приближаясь по длинному алому ковру, расстеленному от входа до самого трона, проситель начинал все сильнее ощущать свою незначительность, в то время как фигура Наполеона становилась все больше и больше, возвышаясь над ним. Наконец проситель, чувствуя себя уже совершеннейшим ничтожеством, поднимал голову и видел перед собой белые мраморные ступени, ведущие к ало-золотому трону, на котором восседал Владыка Мира.

Илья Костюшко не чувствовал себя ничтожеством, глядя на тронный зал и отмечая, кто сегодня присутствует по долгу службы, а кто — нет.