— Как насчёт куриных наггетсов? Куплю тебе целую коробку.

На сей раз голова склонилась на другую сторону.

— Слушай, дружок. Мне очень не хочется ехать в город, брать крюк и возвращаться, чтобы пугать тебя до усрачки. Будет намного проще, если ты просто подтащишь свою чумазую жопку сюда.

Этот комок спутанной шерсти нерешительно смотрел на меня. Затем сделал робкий шажок вперёд.

— Хороший пёсик.

— Нэш!

Я услышал своё имя за долю секунды до того, как что-то крепкое и тёплое навалилось на мой торс. От этого я инстинктивно вскинулся и стукнулся головой о верхнюю стенку трубы.

— Ой! Бл*дь!

Собака, теперь уже совершенно перепугавшись, отпрыгнула ещё дальше, прячась в своём гнезде из мусора.

Я спешно выбрался из трубы, моя голова и плечо звенели от боли. Действуя инстинктивно, я схватил нападавшего и использовал инерцию, чтобы пригвоздить его к земле.

Пригвоздить её.

Лина была такой тёплой и мягкой подо мной. Её глаза широко раскрылись от удивления, ладони стиснули мою рубашку в крепких кулаках. Она вся вспотела, в её ушах виднелись наушники.

— Ты что творишь, чёрт возьми? — потребовал я, выдернув один наушник.

— Я? Это ты что творишь, чёрт возьми, валяясь на обочине?

Она пихнула меня и кулаками, и бёдрами, но не сумела сдвинуть меня несмотря на то, сколько веса я потерял.

Именно в этот момент я осознал, в каком я положении. Мы лежали грудь к груди, живот к животу. Мой пах покоился прямо между её длинных фигуристых ног. Я чувствовал жар её нутра так, будто оказался лицом к печке.

Моё тело среагировало соответствующим образом, и я сделался твёрдым как камень.

Я испытал одновременно облегчение и ужас. Ужас по очевидным причинам легальности и пристойности. Тот факт, что моё достоинство, похоже, работало — это хорошие новости, поскольку после стрельбы я не устраивал даже тест-драйва. Столь много всего во мне сломалось, что я не хотел добавлять к этому списку мой член.

Лина тяжело дышала подо мной, и я видел трепетание пульса на её стройной, грациозной шее. Пульсация моего стояка усилилась. Я надеялся, что какое-то Богом дарованное чудо не даст ей почувствовать это.

— Я думала, ты валяешься трупом в канаве!

— Про меня много кто так думал, — сказал я сквозь стиснутые зубы.

Она шлепнула меня по груди.

— Очень смешно, засранец.

Её бёдра сдвинулись почти неуловимо. Мой член тут же это подметил, и никакое количество призванного профессионализма, никакие приличия не могли остановить образы того, что я хотел с ней сделать.

Я хотел двигаться, толкнуться в этот жар, использовать её тело, чтобы вернуть себя к жизни. Я хотел смотреть, как её губы приоткроются, как её веки опустятся, пока я буду вбиваться в неё. Я хотел ощутить, как она сжимается вокруг меня, услышать, как она шепчет моё имя этим хриплым, пропитанным сексом голосом.

Я хотел погрузиться в неё так глубоко, чтобы она забрала меня с собой, когда утратит контроль и окружит меня всем этим жаром.

Это не просто увлечение, обыденная похоть. То, что я чувствовал, граничило с неконтролируемой жаждой.

Образы, проносившиеся в моём разуме, почти создавали угрозу ещё более позорной ситуации. Я собрал остатки своего истлевшего самоконтроля и велел себе отступить.

— Да е*ись ты… — пробормотал я себе под нос.

— Прямо здесь е*аться?

Я распахнул глаза и уставился на Лину. В этих насыщенно карих глубинах виднелся намёк на веселье и что-то ещё. Что-то опасное.

— Шучу, красавчик. По большей части.

Она снова шевельнулась подо мной, и мои челюсти сжались. Мои лёгкие горели, напоминая мне сделать вдох. Теперь мой пот уже не был холодным.

— Твой пистолет вжимается в меня.

— Это не мой пистолет, — выдавил я сквозь стиснутые зубы.

Её губы коварно изогнулись.

— Я знаю.

— Тогда прекрати шевелиться.

Мне потребовалось ещё тридцать секунд, но я сумел отлепиться от неё. Я встал на ноги, затем протянул руку, чтобы помочь ей подняться. Ещё не до конца придя в себя, я дёрнул сильнее необходимого, и Лина врезалась в мою грудь.

— Воу, здоровяк.

— Прости, — я положил руки на её плечи, а затем сделал очень намеренный шаг назад.

— Не извиняйся. Я бы попросила извинений лишь в том случае, если бы у тебя не возникло очень здоровой физиологической реакции на то, что ты меня пригвоздил.

— Тогда всегда пожалуйста?

Судя по её виду, Лина вышла на пробежку. На ней были лосины и лёгкая кофта с длинными рукавами, и то, и другое облегало её тело как вторая кожа. Её спортивный лифчик был бирюзовым, а кроссовки — ярко-оранжевыми. Телефон она закрепила ремешком на одной руке, а на поясе виднелась баночка перцового спрея.

Лина склонила голову набок и окинула меня безмолвным взглядом. Я чувствовал этот взгляд как ласку. Хорошие новости для моих мёртвых внутренностей. Плохие новости для эрекции, которую я пытался прогнать усилием воли.

Несколько долгих, жарких мгновений мы стояли так, ближе чем следовало, изучая друг друга взглядами и натужно дыша.

Те искры в моей груди ожили и распространились, согревая меня изнутри. Я хотел снова прикоснуться к ней. Нуждался в этом. Но как раз когда я поднял руку, чтобы потянуться к ней, раздался пронзительный писк.

Лина отпрыгнула, хлопнув себя ладонью по запястью.

— Это что такое, чёрт возьми? — спросил я.

— Ничего. Просто… напоминалка, — ответила она, возясь со своими часами.

Она лгала. Я в этом не сомневался. Но прежде чем я успел потребовать ответов, из трубы донёсся жалобный скулёж.

Лина приподняла брови.

— Это что за фигня?

— Собака. По крайней мере, я думаю, что это собака, — сказал я ей.

— Так вот что ты делал? — спросила она, обходя меня и направляясь к трубе.

— Нет. Я два-три раза в неделю втискиваюсь в водоотводные трубы. Того требуют должностные обязанности.

— Смешной ты, красавчик, — сообщила Лина через плечо, опускаясь на четвереньки перед трубой.

Я стиснул кожу между моими бровями и постарался не обращать внимание на её провокационную позу, поскольку моё возбуждение и без того вспыхивало на раз-два.

— Ты испортишь свою одежду, — предупредил я её, глядя на голубое небо, а не на неё, пока она ползла на четвереньках.

— Для этого и существует стирка и шопинг, — ответила Лина, засовывая голову в трубу.

Я сердито посмотрел на свою эрекцию, которая выпирала под ширинкой и ремнём.

— Привет, милая. Ты не хочешь выйти сюда, чтобы я привела тебя в порядок?

Она говорила — ворковала — с собакой. Я это понимал. Но что-то глупое и отчаянное во мне среагировало