карман френча, задумчиво смотрел патрулю вслед. Ну вот где-то видел одного из бойцов, а где, не припомню. Потом как осенило. Мценск.

– Стойте! – окликнул я патруль и быстрым шагом подошел. – Боец, твоя фамилия Арбузов?

– Так точно, товарищ капитан, – с удивлением посмотрев на меня, сказал тот.

– Старший сержант Арбузов, Савелий кто тебе?

– Брат старший. Погиб он.

– Я знаю. Мой он боец. Я командовал охраной моста у Мценска, он был моим замом. Погиб на мосту, когда рукопашная стояла с диверсантами.

– Вы тот младший лейтенант Одинцов? – встрепенулся тот. – Мы получили ваше письмо, потом похоронка на брата пришла. Отец с дедом этим летом ездили на место гибели брата. Перезахоронили там павших, на кладбище, в братской могиле. Жаль, тогда тело брата не нашли, мощный взрыв был.

– За это спасибо, порадовали. Я там четырнадцать бойцов потерял, но роту диверсантов мы уничтожили и все три моста взорвали, железнодорожный, там я командовал, и два автомобильных. На одном Савелий и погиб. Я его к званию Героя представил. Что дали?

– Красную Звезду, посмертно.

– Так и думал, что зарубят. Ладно, боец, помни, твой брат герой, это он крикнул бойцу в окопе, чтобы взрывал. Там три бойца выжили из полутора десятков.

Лейтенант и второй боец нас слушали, но не перебивали, тут мы козырнули друг другу и разошлись. Да уж, разбередила эта встреча старые душевные раны. А ведь два письма семьям погибших я так и не отправил, и они ушли в хранилище магеныша. Надо будет переписать и отправить, вроде территорию, где жила одна из семей, уже освободили. Нет, а как похож парень на своего старшего брата, фактически одно лицо. На момент начала войны старшему из братьев Арбузовых было тридцать, того призвали, и после подготовки он вошел в охрану моста, а младшему сейчас двадцать два.

Вот так на пролетке я и покатил в сторону главного управления РККА, там и отдел кадров был. Это я его так называю, у военных немного по-другому. Там дежурный направил меня в нужный кабинет, где некий подполковник долго орал на меня. Из его слов я понял, что тот вчера до полуночи ждал меня. Приказ был дождаться, а я, скотина такая, не пришел. Что-либо говорить подполу смысла нет, тот уже завел себя и ничего слышать не желает. Я же недоумевал. А с какого перепуга я сайгаком к нему нестись должен был? Между прочим, мне ничего такого не говорили. Пусть спасибо скажет, что сегодня пришел, мог и на завтра перенести. Я тут с дивчиной симпатичной познакомился, и хотелось продолжения. А то со службой и личной охраной никакой личной жизни. Туда не ходи, сюда не ходи. Только в Варшаве немного отдохнул, посещал одну панночку. Поляков я терпеть не мог, но это не касалось их женщин. О, из воплей подполковника выяснилось, что меня ночью ждал самолет для срочного вылета к месту службы. Но не дождался и уже улетел, рейсовым был. Я на это пожал плечами с пофигистическим видом, что мужика еще больше завело, ор стоял на пол-этажа. Кто-то пытался зайти, но тот рявкнул, и неизвестный скрылся, хлопнув дверью.

Сам я с задумчивым видом поглядывал на подполковника, подумывал, как бы его из живого состояния перевести в неживое. У меня вообще-то гордость есть и чувство собственного достоинства. И вот так орать на себя я не позволяю никому. И плевать на то, какие у того погоны. Глубоко наплевать. А сейчас я размышлял: сразу его хлопнуть, приставив ствол трофейного пистолета к голове и нажав на спуск, под видом самоубийства на фоне крайнего эмоционального состояния. Или подкараулить ночью? В первом случае могут на меня подумать, во втором вряд ли. Кивнув своим мыслям, я смотрел на подполковника уже как на пустое место. Его нет, он труп. Тот, видимо, взгляд уловил, запнулся, закашлявшись, и передал мне бумаги:

– Тут проездные, направление и остальное, включая продаттестат.

– Товарищ подполковник, тут какая-то ошибка. Я прохожу службу в Шестой армии Третьего Украинского фронта, а тут Второй Украинский.

– Теперь служить будешь на этом фронте.

– Да? А что я с этого буду иметь?

– Пошел вон! – Он снова взорвался, я же спокойно убрал документы в карман френча и покинул кабинет. По-моему, в дверь прилетела чернильница. Какие-то тут нервные офицеры. Кстати, в приказе у меня стоит прибыть на военный аэродром, и там меня попутным бортом подкинут к штабу Второго Украинского. А подполковника этого истеричного убивать я не стану, потому что уже отомстил, и куда неприятнее. Теперь до конца жизни он будет страдать непроизвольным мочеиспусканием. Я поработал незаметно амулетом-диагностом, потом лекарским амулетом, по сути убрав клапан, что сдерживает. Так что приятной ему жизни. По мне так вполне адекватный ответ. А так, понятно, что ни на какой аэродром я не поехал, а покатил на пролетке в глубь города. Вернусь в нашу Шестую общевойсковую армию, к Михайлову, тот прикроет. Что вообще происходит, я понял. Командарм не раз говорил, что в последнее время его просят на время переуступить меня. Даже приказы приходили о моем переводе, но тот смог их скинуть или отменить. Вот кто-то на халяву и решил меня к рукам прибрать. Обломится. Но провести приятный вечер с девушкой я не смог. Та динамщицей оказалась, поела за мой счет в ресторане и свинтила. Я надеялся, что медовая ловушка, интерес ко мне был, я слежку засек, но не сложилось. Как стемнело, тот же возничий на пролетке отвез меня за город. Тут тоже преследование было, «полуторка» и две пролетки, «Глаз» показал мне их. А ушел легко, отпустил возничего, щедро расплатившись, с премией, и вошел в темный ночной лес, а там побежал. Тут дивизии не хватит меня найти. Из леса, с берега лесного озера, там место подходящее, взлетел на «шторьхе» и на бреющем полетел к штабу моей армии. Где тот стоял, я в курсе. Перед тем как встать, мы сорок километров до Умани не дошли.

Не стоит думать, что так на этом легком самолете и летел. Нет, он мне нужен был, чтобы покинуть лес и отлететь подальше от ПВО столицы. Вот на пятьдесят километров и удалился. Сел на дорогу, подморозило, та хорошо укатанная, не особо и сильно трясло, сменил на «мессер» и полетел уже на нем. Тот и скоростнее, и комфортнее. С одной дозаправкой успел добраться до Днепра, но там грозовой фронт, дождь, – пришлось облетать, однако все же был на месте. Сел километрах в тридцати от штаба. Обслужил обе машины, заправил,