Еще с 1918 года британцы утверждали, что подводные лодки устарели ввиду системы конвоев и развития противолодочной обороны. Многие военно-морские инстанции, в том числе и в самой Германии, считали, что подводные лодки отжили свое. Но подводные лодки ответили на это тем, что потопили 175 000 тонн в сентябре 1939 года, 125 000 тонн в ноябре, свыше 80 000 тонн в ноябре и 125 000 тонн в декабре. В день объявление войны Британия ввела полную блокаду Германии. Британия поступила точно так, как от нее и ожидало германское военно-морское командование: она начала с того, на чем остановилась в 1918 году – стала вооружать торговые суда пушками и глубинными бомбами, приказывая судам избегать поиска лодок, а уходить от них, в случае же нападения – открывать огонь или пытаться таранить. Им приказывалось во что бы то ни стало радировать о помощи и местонахождении.

* * *

«U-29» под командованием лейтенанта Шухарта выжидала на позиции у судоходных путей к западу от Ла-Манша. Во время утреннего кофе в поле зрения появился пароход, двигавшийся на высокой скорости и противолодочным зигзагом. Это было пассажирское судно тоннажем около 10 000 и с флагом красного цвета. Пока командир вглядывался через перископ, пытаясь определить принадлежность судна, за кормой судна внезапно появилось черное пятно и стало увеличиваться – самолет! Это наверняка означало, что судно перевозит войска или оружие. Командир дал приказ торпедистам приготовиться к стрельбе, но прежде чем он успел скомандовать, цель изменила курс, открылась в полную длину и отвернула. Шухарт изменил свой план и погрузился на 35 метров. Он собирался дождаться, чтобы судно скрылось из вида и затем начать преследование в надводном положении, а тем временем можно было выпить кофе и съесть бутерброд.

Наконец настало время для всплытия, и командир осторожно поднял перископ, чтобы быстро оглядеться вокруг. Внезапно слева он увидел облако черного дыма. Протерев окуляры, он снова взглянул и тут его озарило: это вовсе не облако дыма, а авианосец, идущий на него! Расстояние было слишком большим, чтобы разглядеть детали, но он различил мачту эсминца сопровождения. Картина стала ясна: самолет, вертевшийся над лайнером, принадлежал авианосцу. Командир хорошо понимал, что авианосец не может находиться в море без воздушного сопровождения, и стал внимательно разглядывать небо, но ни одного самолета в поле зрения не оказалось.

– Оба малый вперед, – тихо сказал командир. – Держать на этой глубине. На подходе большие корабли. Честное слово, перед нами авианосец. Надо быть готовыми к бомбам и глубинным бомбам.

На малом ходу и ведя постоянное наблюдение, Шухарт подошел ближе к добыче. По-прежнему не было видно ни дальнего надводного, ни воздушного охранения. Он разглядел ближнее охранение – один эсминец впереди, один сзади и по одному по бокам. Авианосец шел курсом на запад. Внезапно появились два самолета, делавшие круги над авианосцем. Расстояние было все еще слишком большим, и лодке пришлось идти пока параллельным курсом с авианосцем, который иногда делал зигзаги в сторону от лодки. Затем, когда авианосец сделал поворот почти на 70 градусов, командир поймал момент и выстрелил, рассчитывая в основном на интуицию, потому что, как он потом записал в вахтенном журнале, «огромный размер цели делает бессмысленными нормальные расчеты, и к тому же я смотрел прямо на солнце».

Пот градом катил с лица Шухарта, пока он в ожидании стоял в центральном посту, надев фуражку козырьком назад. Через перископ он видел эсминец бокового охранения, спокойно разрезающий волны со скоростью узлов пятнадцать и на расстоянии метров 500 от него. Торпеды на курсе – время было спасаться, уйдя на глубину. Он не успел начать уход на глубину, как раздались два мощных взрыва, отдавшихся на лодке, потом услышали сильную детонацию, потом послабее. Попал!

«Взрывы были такими мощными, – писал позже Шухарт, – что я подумал, повредилась и лодка. Раздались ликующие возгласы команды, хотя всем нам предстояло подождать, что же будет теперь с нами. Тем временем мы ушли на 55 метров и, увидев, что с нами ничего не происходит, стали осторожно погружаться еще глубже».

Впервые их лодка забралась на такую глубину. После того как едва не погибла «U-12, в мирное время строгим указанием адмиралтейства не разрешалось погружаться глубже 45 метров. Тогда еще не знали, выдержит ли прочный корпус давление на глубине 75 метров.

Напряженно приглядываясь к приборам, показывавшим давление, они безо всяких гидрофонов прекрасно слышали быстро приближающиеся звуки винтов, и вот они уже над головой. Потом звуки винтов стали утихать и в тишине раздалось четыре взрыва. Лодку пошатнуло, словно ее ударили тяжелым кулаком. Шухарт увидел, как боевая рубка вздрагивала, но он спокойно и внешне безразлично продолжал отдавать приказы. Его уравновешенность передалась команде. Эсминцы вернулись и сбросили серию бомб над головой.

«Третья серия, – было записано в вахтенном журнале, – была сброшена на некотором расстоянии от нас… Атаки продолжались до 11 часов ночи, иногда взрывы гремели рядом, иногда вдалеке… В 23.40 звуки винтов стихли. Определить местоположение было невозможно. Я всплыл».

На другой день Би-Би-Си объявило, что адмиралтейство с сожалением сообщает о потере авианосца «Керейджес» («Отважный»).[22] Новость распространилась по Германии со скоростью степного пожара. «Кажется, у нас опять появились подводные лодки», – говорили люди, и внезапно долго дремавшая вера в это оружие пробудилась. Атака Шухарта задела струны в памяти немцев.

В один из последних дней сентября коммодор Дениц стоял у шлюзовых ворот Вильгельмсхафена, наблюдая за возвращением из похода подводной лодки «U-30», командиром которой был лейтенант Лемп. Над портом кружили и галдели чайки, оркестр заиграл музыку, когда лодка стала медленно приближаться к пирсу.

Наконец командир лодки встал перед Деницем.

– Разрешите доложить, «U-30» из патрулирования вернулась.

Коммодор протянул руку и спросил:

– Ну, Лемп, как дела?

Но, еще не оторвав руку от козырька, молодой командир произнес упавшим голосом:

– Я должен доложить еще кое-что. Я потопил «Атению».

– Что?! – Дениц окаменел.

– Я потопил «Атению», – повторил Лемп. – Я ошибочно принял ее за вспомогательный крейсер. Я понял свою ошибку только после того, как было слишком поздно.

– Ничего себе, заварил кашу. Вы причинили нам такую головную боль, Лемп.

– Я понимаю.

– Я буду обязан отдать вас под трибунал.

– Есть.