Копейкина протянула Дену коробочку.

– Узнаешь?

– Это… кольцо. Я подарил его Вальке за три дня до аварии.

– Теперь она его тебе возвращает.

Ден отшвырнул костыль.

– Ненавижу! Выходит, она разыгрывала передо мной спектакль, старалась казаться милой, доброй пай-девочкой, а на поверку оказалась обыкновенной… – глаза Осокина увлажнились. – Но зачем, Катка, зачем она со мной встречалась, дала надежду и в самый неожиданный момент воткнула нож в спину?

– Не терзайся, постарайся как можно скорее забыть Валентину, отвлекись, займись чем-нибудь.

– Интересно, чем?

– Ну не знаю, читай книги.

– Соображаешь, что говоришь? Я вне себя от гнева, а ты предлагаешь почитать книгу.

– У тебя нет выбора: или ты мечешься по дому, постепенно впадая в затяжную депрессию, или переключаешь внимание на более приятные вещи.

– Ты сама не веришь в то, что говоришь. Как можно забыть человека, которого полюбил? Ведь я действительно люблю Вальку, по-настоящему, искренне. Невозможно вот так взять и выбросить к чертям сильное чувство. Рубец на сердце будет долго кровоточить.

Копейкина подняла костыль Осокина и предложила, как ей казалось, самый удачный выход из создавшейся ситуации:

– Клин клином вышибают. Когда тебе снимут гипс?

– Через неделю.

– Представь, что через семь дней у тебя начнется новая жизнь, в которой не было ни Валентины, ни аварии, ни нашего неприятного разговора. Развлекайся, заводи новых знакомых, только, ради бога, не замыкайся в себе. Спрятавшись в раковине, подобно улитке, ты рискуешь обрести комплекс неполноценности.

– Ой, только не влезай в психологию. У меня достаточно комплексов, одним больше, одним меньше, уже неважно.

Денис сжал кулаки.

– Ненавижу! Как я ее ненавижу!

– А только что твердил о большой и светлой любви.

Осокин оскалился.

– От любви до ненависти один шаг, Катка.

– Мне не нравится твой настрой.

– Мне тоже, – парень сверлил взглядом кольцо с изумрудом.

Катарина подошла к двери.

– Ден, послушай мой совет: не раскисай. Тебе двадцать лет, вся жизнь впереди. Знаешь, сколько Валентин ты повстречаешь на своем пути? О-о!.. Десятки. А неудачи на личном фронте бывают у всех. На ошибках учатся.

– На собственных ошибках учатся дураки, умные учатся на чужих.

– В любом случае держи нос по ветру, а хвост пистолетом.

– Ты уходишь?

– Да.

– Постой, – Осокин проковылял к окну. – Прежде чем уйти, оставь мне адрес Вальки.

– Зачем?

– Извини, но это уже не твое дело.

– Ах, вот значит как, вчера просил о помощи, а сегодня уже не мое дело.

– Сегодня ситуация резко изменилась. Мне кровь из носу нужно посмотреть в глаза Сабуровой. Я собственными ушами должен услышать ее оправдания.

– Ден, оправданий не будет, Валентина тебя не пустит в дом.

– Увидим. Давай адрес.

Катарина колебалась.

– Э… у меня его нет.

– Не ври.

– Правда. Мы разговаривали с ней в институте, и я…

– Катка, ты и ложь – вещи несовместимые. Валентина отдала тебе кольцо, из этого следует, что вы трепались у нее дома.

Копейкина сникла. Пришлось продиктовать Осокину координаты Сабуровой.

К себе Катарина вернулась не в лучшем расположении духа. От разговора с Валей и последующего спора с Деном на душе остался неприятный осадок.

Поднявшись в спальню, она машинально засунула руку в карман Валиной джинсовки. Там покоился маленький клочок бумажки, на котором корявым почерком был выведен номер телефона и запись: «Лариса Прерина»…

Несмотря на протесты Сабуровой, Катка в ближайшие дни решила вернуть девушке одежонку. Рыночная не рыночная, а денег стоит.

Приняв душ, Катарина устроилась на кровати в компании перса Парамаунта и детективного романа Агаты Кристи.

Видя, что хозяйка поглощена чтением и совершенно не обращает на него внимания, Парамаунт начал призывно мяукать. Катка не реагировала. В настоящий момент она полностью погрузилась в расследование убийства мистера Роджерса.

Не собираясь мириться со столь вопиющей несправедливостью, перс спрыгнул с кровати, косолапой походкой дотопал до двери и, бросив обиженный взгляд на Катку, выскочил в коридор.

Минуту спустя в спальню царственно прошествовала киса Лизавета. Парамаунт семенил сзади.

Скумекав, что в ближайшие часы он не получит свою порцию ласки, Парамаунт решил прибегнуть к помощи тяжелой артиллерии. Именно для этой цели из гостиной в экстренном порядке была вызвана четвероногая подруга.

Лизавета как никто была способна на различного рода пакости. В этом она очень походила на свою хозяйку Розалию.

Усевшись возле журнального столика, Лизка хитро покосилась на Кату. Парамаунт с нескрываемым интересом ждал великой подлости от пушистой соратницы. Но, к его горькому разочарованию, персиянка медлила с действиями. Кот занервничал.

В этот момент в спальню влетел возбужденный Арчибальд.

– Стерва! Заткнись! – проорал попугай.

Катка на секунду оторвала взгляд от чтива. В любое другое время она, не задумываясь, выставила бы крылатого матерщинника вон, но сейчас… в романе близилась развязка, посему на скандальные вопли любимчика свекрови Катка попросту забила.

– Подлец! – не унимался «ара».

Парамаунт попытался схватить попугая за хвост. Не тут-то было. Клюнув перса в бок, Арчибальд перелетел на шкаф.

– Гад! Гад! Гад!

Парамаунт подбежал к Лизавете. Секунд тридцать усатые обменивались понятными лишь им двоим взглядами, а затем Лизка запрыгнула на столик.

Ваза, подаренная супругам Копейкиным матерью Катарины, в мгновенье ока оказалась на полу.

Катка вздрогнула. Уставившись на осколки, она заголосила:

– Розалия Станиславовна!

Кошки рванули в коридор. Их маленькая месть осуществилась. Арчибальд с криком «Суки!» вылетел из спальни.

Свекровь с ядовито-красным лицом нарисовалась в дверях.

– Что случилось, ты увидела привидение?

– Лизавета, паршивка, разбила вазу.

Розалия возвела руки к потолку.

– И из-за этого нужно было отрывать меня от важных дел?

– Это подарок мамы.

– «Подарок мамы», – передразнила свекровь, – кусок стекла, который давно было пора выбросить на помойку.