Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Тогда я с тобой!
— Я бы предпочел пойти один.
— Почему?
— Потому что хочу поговорить с ним кое о чем.
— О ссоре с отцом?
— Да, а в твоем присутствии ему будет неловко отвечать на мои вопросы.
— Зря ты вмешиваешься в эту историю!
— Но я, как-никак, его брат, правда?
— Ты, правда, добрый человек, — сказала Даниэла, и в ее глазах отразились любовь и нежность к мужу.
Даниэль досадливо пожал плечами. При чем здесь доброта? Его намерение встретиться и поговорить с Жан-Марком не было связано ни с какими сантиментами. Для него это всего лишь вопрос порядочности, выдержки и здравого смысла. Очевидно, что все разногласия между братом и отцом возникли из-за недоразумения, значит, кто-нибудь здравомыслящий должен убедить обоих, что они заблуждаются. И, конечно, такой личностью мог быть только он, Даниэль, единственный мужчина в семье, не являющийся заинтересованной стороной. Уже целые две недели, прошедшие с того момента, как Франсуаза приоткрыла ему завесу тайны над причиной ухода Жан-Марка, Даниэль, все больше воодушевляясь, разрабатывал этот план.
— Ты там долго пробудешь? — спросила Дани.
— Откуда я знаю, сама подумай. Как только освобожусь — сразу домой.
Даниэла, выражая согласие, кивнула. Она всё и всегда одобряла, что бы ни говорил и ни делал ее муж. Добродетель, редко встречающаяся у женщин. Но он и не потерпел бы обратного. Даниэль воображал, что именно он за несколько месяцев совместной жизни так благотворно повлиял на характер Дани.
Когда они расстались и она повернула за угол, Даниэль послал ей вслед взгляд, выражающий необыкновенную любовь. Потом, погрузившись в размышления о предстоящей встрече, направился выполнять свою миссию.
Застекленная терраса кафе «Суффло» была забита посетителями. Переступив порог, невозможно было сделать ни шагу вперед, настолько скученно было внутри. Тем не менее Даниэлю удалось разглядеть в глубине зала свободное место. Он расположился на диванчике у стоящего в углу столика и заказал кофе. Жан-Марка еще не было. Даниэлю это было даже на руку, он мысленно оттачивал свои доводы в предстоящем нелегком разговоре. Если ему повезет, какое это будут счастье для всей семьи! В предвкушении предстоящей победы он уже видел себя озаренным лучами славы. В этот момент какая-то тень заслонила от него дневной свет. Жан-Марк с мрачным видом пододвинул к себе стул и сел напротив брата.
— Официант, чай с лимоном, — заказал он.
— А что, это мысль, — подхватил Даниэль, — не взять ли и мне чашечку чая?
— И в самом деле! Возьми.
— После кофе?
— Ну да.
Официант принес два чая. Братья пили в полном молчании. Даниэль выжидал, готовясь перейти в наступление. Вдруг Жан-Марк спросил:
— Что у тебя случилось, старик? Рассказывай.
Даниэль вздрогнул.
— Вообще-то, ничего, — удивленно ответил он. — А почему ты спрашиваешь?
— Я полагал, раз ты захотел меня увидеть, у тебя неприятности.
— Вовсе нет.
Жан-Марк заказал еще одну чашку.
— Тем лучше. А Даниэла не с тобой?
— Нет, она занята.
— Жаль, я бы с удовольствием с ней повидался. Когда ожидается счастливое событие?
— Думаю, в начале года.
— Мне кажется, она хорошо переносит беременность.
— Да, тут вроде все в порядке.
— А у тебя-то самого как дела? Как учеба?
— Учусь понемножку, — пробормотал Даниэль.
Он начинал нервничать. Разговор явно уходил в сторону, и Даниэль не мог придумать, как направить его в нужное русло. Все возникающие в его мозгу уловки он отвергал, они казались ему глупыми. Наконец, решив идти напролом, он произнес серьезным тоном:
— Жан-Марк, тебе не кажется, что твоя ссора с отцом — это идиотизм?
Лицо Жан-Марка окаменело. Взгляд стал жестким, уголки рта опустились. Было заметно, что он злится.
— Кто тебя просил в это вмешиваться?
— Никто, — пролепетал Даниэль, — но когда я узнал…
— И что же ты узнал?
— Что ты питал некоторую слабость к Кароль.
Не успев произнести эти слова, Даниэль понял, что брат замыкается в себе и он теряет с ним контакт.
— Займись-ка лучше своими делами, старик, и предоставь мне заниматься своими, — ледяным тоном произнес Жан-Марк. — Это все, что ты хотел мне сказать?
Ужасно расстроенный своей неудачей, Даниэль молчал. Он почему-то решил, что брат сейчас встанет и уйдет. Однако Жан-Марк предложил ему сигарету, закурил сам и, непринужденно откинувшись на спинку стула, начал журить Даниэля:
— Очень глупо с твоей стороны, что ты не позвал сюда Даниэлу. Я жду Валери, мы могли бы их познакомить.
Услышав имя Валери, Даниэль понял, что попал впросак, приставая к брату с разговором о Кароль. Он совершил распространенную ошибку — но что тут удивительного: Жан-Марк такой сложный человек, не мудрено и запутаться в его привязанностях. Даниэль сделал глоток из чашки, чай оказался чуть теплым. Нет уж, он обойдется без такого пойла. Затянувшись сигаретой, он начал понемногу успокаиваться. Кто знает, может быть, Валери удастся разрубить этот гордиев узел? Этакая ласковая телочка, возвращающая в родное стойло рассвирепевшего быка.
Солнечный зайчик, отраженный стеклянной дверью, скользнул по лицу Даниэля. В кафе вошла девушка в узкой замшевой куртке фисташкового цвета. На голове у нее был клетчатый шотландский берет с большим помпоном, на руках зеленые перчатки. Губы накрашены бледной помадой, во взгляде подведенных глаз — разочарование. Даниэль узнал Валери. Удивительно, но и в таком нелепом наряде она не казалась смешной. Валери, почти не глядя на Даниэля, поздоровалась с ним, устало опустилась на стул и простонала:
— Можно и мне чаю?
— Конечно, если ты очень хочешь пить, — ответил Жан-Марк и, позвав официанта, заказал чай.
Валери сняла берет и помотала головой из стороны в сторону. Светлые пряди, словно языки пламени, взвились вокруг ее бледного лица. Окинув ее оценивающим взглядом, Даниэль с полной беспристрастностью решил, что Дани намного симпатичнее. Хотя, конечно, уверенные манеры Валери могли ввести в заблуждение мужчину, не слишком искушенного в жизни. Сделав глоток, Валери взяла двумя пальцами ломтик лимона. Откусив кусочек, она сморщилась и вдруг спросила:
— Кстати, ты увиделся с Жильбером?
— Да, — ответил Жан-Марк, — сегодня утром. Мы обо всем договорились.
— А как они отреагировали на цену?
— Согласились, не моргнув глазом.
Жан-Марк сиял.
— Видишь, я была права. Сколько раз в неделю?