Краснодарском крае цитрусовые деревья, авокадо, лаванду, алоэ и редкий вид василька. Все это перерабатывается там же, на собственных мощностях экофермы с солнечными батареями; и ферму, и производственный цех строили с нуля. Разумеется, покрыть все потребности в компонентах для косметики собственной фермой вряд ли удастся, но сделать растения-эндемики родного региона фишкой марки – хороший ход, который дает почти ощутимую связь бренда и места. Да и большие европейские коллеги тому доказательство: практически все марки могут сказать, на каком именно поле собирали их лаванду, ромашку и календулу.

Косметология до сих пор в значительной степени продолжает быть самой близкой соседкой сельского хозяйства. Огромное количество маленьких фермеров и больших компаний действительно продолжает выращивать цветы и растения исключительно под нужды самых разных марок. Это особенно заметно в парфюмерии, где доля натуральных компонентов выше всего и многие из них незаменимы, по крайней мере на данный момент. Тьерри Вассер, парфюмер Guerlain, все время путешествует и проверяет собственноручно (то есть собственноносно) урожаи роз в Болгарии, флердоранжа в Тунисе и ветивера на Гаити (и постит душераздирающие фотографии в инстаграм – #ктотожедолженделатьэтуработу). Chanel выкупает весь урожай жасмина и роз у невысокого щекастого месье Мюля, владельца того самого кусочка грасской земли, на котором Эрнест Бо выбрал именно эти жасмин и розу для Chanel № 5. А с недавних пор еще и туберозу для Gabrielle, выбранную уже сегодняшним штатным парфюмером Оливье Польжем. Это принцип справедливой торговли, который они утвердили еще до того, как он стал мейнстримом, и он удобен всем: фермеры понимают, что при выращивании цветов им нужно соблюдать определенные условия, не использовать серьезных химических удобрений и у них гарантированно выкупят весь урожай. Производители знают, что они получат нужное им сырье в точно указанное время. И есть еще тонкий момент, который в европейских странах очень важен: рабочие места.

Dior выращивает собственную розу для линии Dior Prestige в долине Луары. У гранвильской розы долгая история: этот сорт выведен путем многочисленных скрещиваний, и климат выбранного места подходит для нее идеально: там достаточно суровая зима и мягкое лето, наша роза растет закаленной и крепкой. Это полностью органическое производство на нашей земле, и это долгий процесс: сама подготовка земель заняла около семи лет. Цветы собираются вручную, в течение четырех часов бутоны доставляются на переработку – она у нас тоже собственная и запатентованная, называется динамическим анфлеражем: сначала лепестки замораживаются, а затем ультразвуком получают нужный активный ингредиент. Его мы называем нектаром гранвильской розы. Вообще Dior выращивает не только розу, сады есть во Франции (икемская виноградная лоза и мальва в Анжу), в Буркина-Фасо, Швейцарии, на Мадагаскаре. И это вопрос исторического наследия: для нас очень важно поддерживать принципы именно местного традиционного земледелия и создавать рабочие места.

Катерина Юр, тренинг-менеджер Dior

Правило «Где родился, там и пригодился» работает и в финальной точке развития любой косметической компании: у самых больших игроков есть собственные исследовательские лаборатории и центры. Чаще всего открывают их в родных странах брендов – Helios, главный исследовательских хаб LVMH Group, построили неподалеку от Орлеана (там сидят все ученые марок Dior, Guerlain, Givenchy, Kenzo и других). У L’Oréal – несколько исследовательских центров неподалеку от Парижа. Это космически дорого, потому что строить их в нынешних реалиях нужно с соблюдением высочайших экологических стандартов, да и оснащать по последнему слову техники – иначе непонятно, зачем это все начинать. Но аналитики уверены, что вложения окупятся: собственные разработки дают маркам фору новостной и патентной повестки и именно новинки приносят примерно четверть дохода любому косметическому производству. И здесь нельзя не рассказать о людях, которые в их разработке играют одну из важных ролей, – этноботаниках.

Охотники за головами

О счастливых людях, у которых наверняка нет проблем с бонусными милями и новыми впечатлениями, и растениях

Ездить по самым странным странам мира, собирать местный фольклор, в котором вершками и корешками лечат неизлечимые хвори, ночами наблюдать за тем, как именно распускается цветочек, с которым вы до этого были даже не знакомы, – это, мне кажется, работа мечты. Индианы Джонсы от ботаники, эти люди ищут те самые полезные компоненты, экстракты и вытяжки, которые производитель позже выберет для формулы. Может показаться, что это современная версия тех самых травников из Средневековья, но есть нюанс: этноботаники занимаются доказательной частью изучения мира растений, а не просто гуляют по полям, жуя колосок. Ксавье Ормансэ – этноботаник, который оттрубил почти двадцать лет в Chanel и «открыл» тот самый экстракт Vanilla planifolia для Sublimage и мадагаскарский голубой имбирь для Hydra Beauty. После этого он искал растения для Yves Rocher, успел поработать для американского Beautycounter и вернулся во Францию в Pierre Fabre. Разговаривать с шаманами, ведьмами и лекарями, проводить опыты с растениями в полевых условиях, уворачиваясь от самых разных обитателей лесов, и разбираться в косметике – для такой работы надо родиться с определенной страстью к приключениям.

Франсуа Жерар – тоже француз, этноботаник, специализирующийся на орхидеях; он руководил орхидариумом Guerlain в Женеве, а потом стал одним из кураторов китайского проекта марки по выращиванию диких орхидей. Интересно, что сам китайский проект возник и сложился как будто случайно: в 2004 году на одной из научных конференций Лоран Буало (он позже станет президентом Guerlain) познакомился с предпринимателем Джозефом Марграфом, известным биологом, немцем, который переехал в Китай и остался там по любви. Он влюбился в китайскую журналистку Мингуо Ли, вместе с которой они бросили всё и переехали из Пекина в глушь, чтобы восстановить там дикий лес. Марграф стал человеком Guerlain «в поле» – именно с его помощью были найдены нужные виды дикорастущих орхидей, которые легли в основу формул линии Orchidée Imperiale. И именно так Франсуа Жерар познакомился с Мингуо Ли (Марграфа, к сожалению, не стало в 2010-м) и теперь изучает не только орхидеи, но и чай: в 2016-м Лоран Буало и LVMH запустили новую марку Cha Ling, в которой используется экстракт китайского пуэра. И этот чай тоже растят в местных диких лесах, усложняя Ли жизнь по максимуму.

Эту работу скорее можно назвать тренерской: для того чтобы растение давало экстракт с нужным уровнем активности, оно все время должно испытывать небольшой стресс – в тепличных условиях оно становится слишком ленивым. Это работало и с орхидеями, которые попросту отказывались цвести и плодоносить в женевской теплице Франсуа, и с чаем, листики которого были недостаточно хороши без хищнических налетов птиц и зверей.

С этим согласен и