Иран по пути из Китая [Amitai 2001а; Jackson 2000: 210; Ashtor 1961; Little 1970].

В целом в восточнохристианских источниках особое внимание уделяется монгольским женщинам-христианкам, что позволяет нам получить более достоверную картину положения этих женщин на Среднем Востоке, в той мере, в какой эта картина может быть противопоставлена той, что получена из персидско-мусульманских источников.

Арабские источники

В последние десятилетия арабские источники стали более интенсивно использоваться для изучения истории Монгольской империи [Richards 1998; Qumayhah, Shams al-Din 2004–2005; Sadeque 1956][32]. В большинстве своем эти источники были созданы рассказчиками, жившими в мамлюкском Египте, и, как следствие, представленный в них образ монголов скорее негативный. Однако, несмотря на враждебное отношение к монголам Ирана, некоторые из этих источников предоставляют ценную информацию о монголах Золотой Орды, которые, разделяя с султанами Египта антагонизм по отношению к ильханам, в середине XIII века стали союзниками мамлюков [Holt 1983; Gabrieli 1957; Richards 2002; Richards 2006–2008; Broadhurst 1980; al-Qalanisi 1932]. Кроме того, по раннему периоду монгольских нашествий в переводе доступны некоторые айюбидские источники, которые в целом связывают историю крестовых походов с приходом монголов [Amitai 1995: 4–7; Melville 1996: 313–317].

Эти источники в основном представляют собой хроники или биографические словари, созданные на мамлюкских территориях и содержащие полезную информацию об отношениях между ильханидами и мамлюками Египта [Aigle 2007:100]. Несмотря на то что некоторые данные свидетельствуют о том, что ряд монгольских женщин отправились в Мамлюкское царство в качестве жен и что некоторые мамлюкские беженцы в Государстве Хулагуидов женились на монголках, характер информации о монгольских женщинах отличается от информации, представленной в персидских рассказах [Jawad 1932; al-Kazim 1995]. Например, некоторые тексты, написанные Ибн аль-Фувати или ему приписываемые, дают нам представление о разграблении Багдада, что полезно для заполнения пробела, оставленного персидской историографией по этому вопросу, где описание падения халифата используется для приукрашивания образа монголов по отношению к их мусульманским подданным [Lyons 1971]. Кроме того, рассказ аль-Фурата о дипломатических отношениях между мамлюками, монголами и христианскими королевствами Европы особенно важен для понимания раннего периода истории Государства Хулагуидов [Guo 1998]. Работы аль-Юнини о монгольском вторжении в Сирию дают интересное представление о жизни мамлюкской Сирии накануне вторжения в нее Газан-хана и ее завоевания [Behrens-Abouseif 1997; Rapoport 2007]. Однако, помимо полезной контекстуализации, предоставленной этими источниками, количество информации, относящейся конкретно к монгольским хатунам, довольно ограничено; между тем здесь проделана интересная работа по мамлюкским женщинам тюркского происхождения [Quatremere 1968].

Помимо мамлюкских источников, другие арабские документы играют существенную роль в дополнении персидских и христианских взглядов на монгольских женщин. Среди них особое внимание уделяется путешествиям Ибн Баттуты и его описанию монгольских территорий [Defremery et al. 1962; Gibb 2005].

В отличие от некоторых мамлюкских историков, которые писали свои рассказы, никогда не покидая мамлюкских территорий, магрибинский путешественник Ибн Баттута имел возможность установить близкие отношения, например, с женщинами Золотой Орды, оставив нам весьма информативный рассказ о них и их участии в повседневной жизни кочевников.

В этой книге арабские источники в целом и мамлюкские источники в частности используются не так широко, как персидские. Это объясняется главным образом тем, что основной целью настоящей книги является исследование не только статуса монгольских женщин в ильханидском Иране, но и изучение того, как монгольских женщин воспринимали те, кто жил на завоеванных монголами территориях. Взглянуть на то, как воспринимали этих монгольских женщин из мамлюкского Египта, было бы, несомненно, заманчиво, но это, к сожалению, выходит за рамки настоящего исследования.

Об этой книге

Несмотря на более чем столетнюю историю изучения Монголии и Персии, тема роли и статуса женщин в Монгольской империи до сих пор не получила сколько-нибудь глубокого исследования.

В надежде исправить это упущение настоящее исследование, построенное по тематическому принципу, посвящено роли и статусу женщин в политике, экономике и религии Монгольской империи, в особенности во время монгольского владычества в Иране (Государство Хулагуидов) в период с 1256 по 1335 год. По мере рассмотрения каждой темы в книге делается попытка показать, как изменились статус и роль женщин после завоевания монголами Среднего Востока и Центральной Азии в середине XIII века.

Поскольку Монгольская империя зародилась в Монгольской степи, для более глубокого понимания темы следует также рассмотреть некоторые аспекты доимперской Монголии. Исходя из этой идеи, глава 1 посвящена трем основным историческим периодам для рассмотрения статуса женщин, начиная с фундаментального мифа о начале существования монголов и заканчивая временем перед тем, как молодой монгольский князь по имени Темучин был провозглашен Чингисханом. В первом разделе этой главы рассматривается, как представлены кочевые женщины доимперского периода в раннеимперских монгольских источниках, в попытке определить, как монголы понимали роль женщин в своем собственном обществе. Далее мы исследуем особую роль, которую сыграли мать и первая жена Темучина в период его восхождения к власти. Наконец, последний раздел этой главы мы посвящаем обзору политической роли женщин в Евразии до завоевания ее монголами. Во всех трех разделах предпринята попытка рассмотреть исторический прецедент, который поможет понять внезапное восшествие монгольских хатунов на престол Монгольской империи в период ее единства (1206–1260 гг.).

После анализа этих прецедентов в главе 2 мы переходим к изучению периода, когда политическое влияние женщин в Монгольской империи достигло своего пика. В этой главе особое внимание уделяется регентству Дорегене-хатун (р. 1241–1246), опираясь на то предположение, что ее правление не было простым междуцарствием, а, скорее, полноценной политической деятельностью с заранее разработанной программой, легитимированной важной частью монгольской знати. Во второй части этой главы рассматривается политическое участие Сорхахтани-беки — женщины, которая не получила такого же признания в качестве императрицы, как Дорегене-хатун, но тем не менее сыграла основополагающую роль в развитии империи в целом. Наконец, мы рассмотрим другие примеры политически активных женщин, появившихся в этот период, но чье влияние ограничивалось территориями определенных областей монгольских владений. В частности, предметом исследования является регентство Оргины-хатун в Средней Азии.

В главе 3 наше внимание будет сосредоточено на роли женщин на политической арене Государства Хулагуидов в Иране. Первая часть главы призвана ответить на вопрос, почему ни одна женщина не правила там с момента основания государства в 1260 году до формального его исчезновения в 1335 году. Мы исследуем, насколько женщины были политически активны и влиятельны на протяжении всего этого периода, равно как и то, что это влияние никогда не материализовывалось в форме такого же номинального признания в качестве правительниц, которое можно увидеть в случаях, проанализированных в главе 2. С этой точки зрения позднее и короткое правление Сати-бек (нач. пр.