Эларская кампания с самого начала складывалась не лучшим образом. Все шло наперекосяк. Не успели войска пересечь границу с Эларом, как вспышка болотной лихорадки унесла жизни сотен солдат и нескольких офицеров. Зловредная болезнь и раньше косила людей, но почти всегда летом, в лесных и болотистых краях, откуда и пошло название этой хвори. Причиной заразы становилась гнилая вода и воздух, пропитанный миазмами. Но чтоб эпидемия болотной лихорадки приключилась в месяце Нидеи, да еще в Норте с ее озерами и чистым горным воздухом — такого прежде не бывало. Оставалось предположить самое худшее: кто-то намеренно травил солдат дайрийской армии. Вот только предпринятое расследование не принесло никаких результатов и лишь создало почву для всеобщей подозрительности и недоверия.

Потом случился бунт, охвативший несколько полков, находящихся под командованием маршала Торелла. Что послужило причиной для буйства и неповиновения солдат, до конца так и не удалось понять. Офицеры в войсках Торелла не бесчинствовали, провизии у солдат хватало, переходы и условия походной жизни тяжелыми не назовешь. В конце концов решили, что страх заразной болезни лишил солдат разума и мужества, заставив позабыть о долге.

После такого неудачного начала кампании среди солдат и даже офицеров поползли слухи о проклятии. Сначала они произносились шепотом наедине, потом вслух — у вечерних костров, а под конец некоторые особо ретивые военачальники являлись к королю и с многозначительным видом излагали свои взгляды на творящееся безобразие, не имеющее иных причин, кроме недовольства высших сил. Причем каких именно, никто не потрудился уточнить, хотя имя Изгоя звучало все чаще и чаще, в том числе из уст самого короля. Конечно, Валтор не думал всерьез винить древнего Странника во всех бедах, но так уж повелось, что именно Изгою приписывались все пакости, происходящие с людьми, особенно если причина бед не лежала на поверхности.

Впрочем, самым страшным кошмаром стало решающее сражение — битва при Латне. Еще до начала боя королю доложили, что маршал Бролл со всеми войсками, бывшими под его командованием, перешел на сторону врага.

Но если предательство одного из лучших полководцев хоть как-то можно было объяснить, то твоившееся дальше походило на дурной сон, обладающий какой-то странной логикой для сновидца, но совершенно бессмысленный, если взглянуть на него со стороны. Позже, пытаясь разобраться в истоках хаоса, царящего на поле боя, Валтор выяснил многое, но то, что удалось узнать, ничего не объясняло и лишь запутывало еще больше. Приказы командующих доносились до младших офицеров искаженными или не передавались вовсе. Полки находились где угодно, только не там, где им следовало находиться. Бросались в атаки в тех местах, где противник был наименее уязвим, и наоборот, не предпринимали ничего там, где слабость эларцев была очевидна.

Апогеем безумия стали столкновения внутри дайийских войск. Король и маршалы не верили своим глазам, но дайрийцы ожесточенно сражались друг с другом. Позже те, кто выжил, отказывались признать, что бились со своими товарищами, пребывая в уверенности, что сражались с врагом.

Дайрия проиграла безумную битву при Латне, а с ней и войну. В войсках продолжали поминать Изгоя, но добавились голоса, твердящие о том, что молодой король проклят. Ох уж эти проклятия! Отец без конца твердил о проклятии Ильдов, а на деле вышло, что Ильды благословенны, а проклятия обрушиваются на головы их врагов.

Валтор не желал ломать голову над тем, что за силы ополчились на них во время похода на Элар. Что бы это ни было, оно выходило за пределы человеческого понимания. Размышляя над произошедшим, можно было дойти до существования магии, древнего проклятия или даже самого Изгоя. А заставить себя поверить в такие вещи король не мог. Безуспешно отец пытался передать сыну собственную любовь к странным суевериям. Даже встреча лицом к лицу с необъяснимым не смогла поколебать картину мира Валтора Дайрийского. Пусть все неудачи эларской кампании навеки останутся цепью необъяснимых случайностей и совпадений. Если что-то невозможно понять, то, скорее всего, причина в недостатке знаний. Наиболее правдоподобным казалось королю предположение, что эларцы нашли вещество, туманящее разум, а также придумали способ использовать его так, чтоб оно действовало только на противника. Валтор не оставил попыток докопаться до правды, но даже точное знание причин поражения не изменит случившегося.

Конечно, потерпеть поражение в захвате чужой страны далеко не так страшно, как лишиться власти в собственной. На Дайрии провал эларской кампании сказался не так уж сильно, если не считать погибших людей и денег, потраченных впустую. Но любой правитель несет ответственность перед своим народом за проигранную войну. А король, лишь недавно занявший престол, и подавно. Очень плохо начинать правление с поражения. Ведь люди обычно не видят таких вещей, как укрепление линии пограничных замков, строительство новых дорог и мостов, борьба с разбойниками в лесах и опасным отребьем в городах, создание выгодных условий для процветания ремесел и торговли. Даже снижение налогов вызывает лишь временную благодарность подданных. Зато проигранную войну заметят все — от высших сановников до последнего пастуха.

Впрочем, народная любовь мало волновала короля в данный момент. Бунта он не допустит — и ладно. Валтор заставил себя смириться с этим ударом и править дальше. Да, надежды на объединение Дайрии и Элара придется оставить на долгое время, а может статься, что и навсегда. Это нелегко. Отцовская мечта о возрождении великой империи всегда была близка Валтору, в отличие от странных рассуждений о проклятии Ильдов. И все-таки это можно пережить. Единственное, чего он так и не смог принять, — это мысль о смерти лучшего друга. Элвир Торн был для короля не просто правой рукой. Он был больше, чем одаренным государственным деятелем и талантливым полководцем. В сражении при Латне Валтор потерял единственного по-настоящему близкого человека. Войны можно выигрывать и проигрывать, любовь поданных — терять и завоевывать снова, но потерю лучшего друга не восполнить ничем и никогда.

Временами Валтор позволял себе слабость и тешился призрачной надеждой. Многие видели, как Элвир сражался с герцогом Таскиллом и был ранен, но мертвым его не видел никто. Тело Торна не нашли ни на поле боя, ни в окрестностях. Поначалу король надеялся, что его раненый друг попал в плен, и ждал предложений об обмене или выкупе. Но так и не дождался. Время шло, уже минуло полтора месяца с Проклятой битвы, как назвали в народе сражение при Латне. Пора смириться с тем, что Элвир мертв, как и с тем, что король лишен даже последнего утешения — предать тело лучшего друга земле и приходить на его могилу.

Король вздохнул. Вышел, чтоб отдохнуть и насладиться грозой, а в итоге почти не замечает буйства стихии, вновь оказавшись в плену мрачных мыслей. Отчего-то неожиданно вспомнилась странная девушка, предрекавшая ему победу и власть над Эларом.

Что бы вы сказали на это, энья пророчица? Или вернее, энья убийца. Глупо было верить девчонке, чей рассудок помутился. И все-таки Валтор временами ловил себя на мысли, что относится к ее словам серьезно, даже после того, как Лотэсса Линсар пырнула ножом приставленную к ней фрейлину и сбежала. Что-то такое было в ее убежденности или в ней самой. Он помнил, как разозлился, когда ему доложили, что девушка сбежала. Он гневался даже на раненую Шалену — за то, что та позволила пленнице вонзить нож и бежать. В конце концов, от шпионки эна Нолана можно было ожидать большего, чем роль беспомощной жертвы. На тот момент потеря Лотэссы Линсар казалась трагичной. Сложись все иначе, Валтор женился бы на ней, будь она трижды безумной и дважды убийцей. Более выгодную партию и вообразить сложно… выиграй они войну. Но война проиграна, и энья Линсар больше не нужна ни как заложница, ни тем более как будущая жена.