Я вертел бездумно одну из газет в руках, строчки никак не сливались в слова, буквы расползались перед глазами, и я никак не мог сосредоточиться на том, что там написано. Все что там написано было безобразно и отвратительно. И одно только сидело в голове в этот миг: Инесс мертва и это больше не исправить, это не изменить.

На войне я испытывал это не единожды и это всегда больно. Со временем, когда это происходит постоянно, привыкаешь. Я тоже привык — моя душа очерствела.

Но сейчас — не думал, что меня так заденет смерть Инесс. Я ведь с самого начала знал, что это произойдет, знал даже, как именно это произойдет. А теперь, когда это свершилось, не выдержала даже моя толстокожая, черствая душа. Я скорбел. Друзей всегда тяжело терять. И, наверное, в какой-то степени я чувствовал в произошедшую и свою вину.

— Ее не успели допросить, — сказал отец, мне резанула слух его пусть и сдержанная, но радостная интонация, — она и ее сообщники устроили массовое самоубийство во время перевозки в Китежград на допрос.

— Сообщники? — не понял я.

— Видимо ее приближенные вурды, — пожал плечами отец. — Они отравились. Как только Тайная канцелярия не доглядела и не нашла у них яд? Но, наверное, это к лучшему.

Мама сделала страшные глаза и мотнула затылком, в ту сторону где висел «глаз». Отец отмахнулся, явно намекая, что ничего такого он не сказал.

Но меня словно обухом топора ударило по голове от осознания произошедшего. Сообщники Инесс, ее приближенные вурды…

Якоб! Он ведь тоже знал о чернокнижнике, и он последний из приближенных к Инессам вурд, кто остался в живых. Знает ли о нем Тайная канцелярия, ищут ли его? Сейчас я старался об этом не думать

Я должен его спасти, помочь сбежать, скрыться. Я не смог спасти Инесс, но должен помочь хотя бы ему. И я должен Якобу, я дал слово. К тому же я опасался того, что если Якоб узнает про смерть графини и сам поспешит покончить с собой, как остальные.

Я прекрасно понимал, что после вчерашнего отец меня никуда не отпустит, и как бы я не просил — это бесполезно. Сегодня школьные занятия я уже пропустил и хоть мне и было позволено вернуться на них завтра, Якоб до завтра ждать не мог. Это слишком долго.

К тому же мы уже отдали записи с шара памяти следствию, если вдруг Тайная канцелярия узнает про это, то ему конец. Следствию, как свидетель он не особо нужен, но весть о вурдах получила слишком громкую огласку, а вот это может заинтересовать следствие, и они вмиг передадут сведения куда надо. Одно успокаивало, в газетах я не фигурировал, и подобное будет довольно сложно связать все во едино, но это только дело времени.

Мешкать было нельзя, и я начал судорожно придумывать как поскорее, а главное незаметно, покинуть Вороново Гнездо и добраться до нового города. Еще осложняли мне задачу натыканные по всему дому «глаза». К счастью, в наших личных покоях их не было, а значит у меня есть только один путь.

Моя комната — единственное место, где я мог бы запереться и попросить меня не беспокоить, да и улизнуть через окно не было проблемой, вот только на окнах моей комнаты решетки. Оставалось надеяться на свою возросшую силу, чародей я в конце концов или нет?

Я и без того был подавлен и расстроен новостью о смерти Инесс, поэтому мне пришлось играть. Скорбное и мрачное выражение лица я сохранял во время всего обеда, стараясь ничем не выказывать, что на самом деле я взвинчен и мысленно уже бегу из дома. И поэтому, когда я сказал родителям, что хочу побыть один, никто возражать не стал. Мать, правда, спросила в чем дело. Отец ее, очевидно, не особо посвящал во вчерашний наш разговор, но он сразу понял, что со мной, поэтому остановил ее:

— Оставь его, пусть идет, — сказал он.

Я бегом поднялся наверх, заперся на замок изнутри, теперь нужно расправиться с решетками на окнах. Учитывая возросшую чародейскую силу это было сделать не так уж и сложно, но вот сделать это тихо и незаметно довольно проблематично. Во дворе чистил снег Савелий, а Анфиса с другой стороны внутреннего двора развешивала свежевыстиранное белье. Дождаться, кода во дворе совсем никого не будет можно только к вечеру, но до вечера я ждать не мог. Сейчас бы очень кстати мне пришелся артефакт морока Ольги Вулпес.

Кстати, а вот она могла бы мне пригодиться. Помимо решеток была у меня и другая проблема — добираться до нового города пешком довольно долго, а у Ольги есть транспорт. И она скорее всего не откажет, если конечно она еще не в курсе, что патент на зелье невосприимчивости морока будет наш.

И пока приедет Ольга, Савелий как раз дочистит снег с этой стороны, и уйдет к парадному входу, а я смогу вылезти и сбежать.

Я растопил камин: бросил спичку на потушенную огненную ойру. Быстро серый край одного из камней зарделся алым и огненное пятно начало разрастаться, пока не захватило и рядом лежащие камни ойры. От камина повеяло жаром — огня мне понадобиться много, чтобы расплавить болты, на которых держится решетка.

И пока камин разгорался, я достал зеркало связи, мысленно представив Ольгу Вулпес.

— Ты еще и звонить мне смеешь?! — не успев появиться в зеркале, яростно воскликнула Ольга.

Ясно — она уже в курсе.

— Что случилось? — изобразил я недоумение.

— Ты обманул меня! — накинулась она на меня. — Я требую, чтобы ты немедленно вернул мне деньги, заплаченные за зелье! Теперь оно бесполезно! Из-за вас оно теперь никому не интересно! А Максим! Как он опозорился из-за вас! Приехал в Китежград и там, в гильдии алхимиков ему сказали, что на такое же зелье уже получил патент Святослав Гарван!

— Здесь нет никакого обмана, — попытался я возразить. — Мы ведь его не украли у вас, а тоже создали. Просто мы оказались первыми, вот и все. Не на что обижаться. Да и по поводу того, что вы не сможете получить патент на зелье, которое я вам продал — мне кажется, ты преувеличиваешь. Да, оно будет дешевым, но и все же что-то на нем можно заработать.

— Ничего мы не сможем на этом заработать! — истерично взвизгнула она. — Максим пытался, но совет алхимиков ему отказал! Ты обманщик и лжец, Ярослав! Верни мне деньги! Иначе… Иначе… Иначе я не знаю, что я сделаю с тобой!

Я промолчал. Конечно же ничего она не сделает, перебеситься и успокоиться. Остальным Вулпесам этот инцидент тоже наверняка не понравится, но внутреннее чутье подсказывало, что они не посмеют нас трогать.

— Ты подлец, Гарван! Ты меня использовал! — продолжала кричать Ольга, от переполнявшей ее злости у нее даже слезы выступили. — Я ведь считала тебя другом, а ты так подло со мною поступил! Нету у тебя ни совести, ни души!

Ага — вот в чем корень проблемы. Ольга всерьез считала, что мы друзья. И это видимо значительнее всего остального ударило по ее самолюбию, поэтому она так взбесилась. Я даже как-то неловко себя почувствовал из-за этого.

— Прости, я не хотел тебя обидеть, — сказал я, — я не собирался тебя подставлять, вся ситуация простое недоразумение.