Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Мы к тебе, пустишь?
— Как я могу не пустить руководство? Заходите, гости дорогие, только головы берегите — железный конь он норовистый такой.
— Где личный состав?
— На постах, либо отдыхает.
— Все при деле?
— Да не беспокойтесь, Пётр Владимирович, они вас давно срисовали и сюда не сунутся до вашего ухода. Субординация!
— Субординация, говоришь? Антон Антонович, Вы хотели что-то сказать Павлу.
— Да, ты это, давай… в общем, включи нам музыку, которую ты слушал, когда я тебя под домашний арест отправлял.
— Что, нужен повод меня снова под арест пихнуть?
— Ты шибко не умничай, а включай давай. Что за музыка-то была?
— «Назарет», Антон Антонович. Альбом называется «Expect no mercy»! «Не ждите пощады» по-нашему.
— Давай врубай! А ты что булки мнёшь, Павел Владимирович? Доставай, что ли!
Зарубин поменял кассету в магнитофоне, выставил уровень звука так, чтобы тот не мешал беседе и включил аппаратуру. Жаров достал из противогазной сумки, висевшей у него на боку, бутылку местного коньяка, три железных рюмки и расставил их на десантной лавке.
— Разливай! Есть у тебя чем занюхать?
— Обижаете, товарищ полковник. Офицерское яблоко подойдёт?
— Ух ты, офицерского яблока ещё не пробовал. Тащи!
Зарубин достал из бардачка крупную луковицу, легко очистил от шелухи и порезал перочинным ножичком дольками.
— Прошу!
— Ты это, ты не сердись на меня, Павел Николаевич. Виноват я, не разобрался в этом дерьме, каюсь. Ну давайте по единой! Быть добру…
Офицеры дружно захрустели луковицей. Ритмичная рок-музыка, сильные и хриплые мужские голоса, певшие на английском, пульсировали внутри стального зверя. Очень быстрая мелодия возбуждала, звала в бой, в поход на врага. Не ждите пощады!
Начальник отдела и его заместитель раскраснелись, незаметно для себя стали говорить громче и чаще.
— Товарищ полковник, а что там с майором Шикиным, чем дело закончилось?
— Всё, как ты и говорил: он собрался «стучать» в ГУВД и ставить вопрос о замене, хм… ряда товарищей в нашем коллективе. Хорошо, телефонная связь на наше счастье не работала и его вовремя изолировали.
— Изолировали — это как?
— Я выписал ему десять суток ареста и лишил его боевых выплат за эти дни. Да, ещё порекомендовал ему купить тёмные очки и никуда без них не ходить — хороший ты ему макияж наложил, хрен он такие большие очки найдёт! — Зацветин и Жаров, не сговариваясь, дружно заржали.
— Слушай-ка, Николаич, а что ты такого страшного про меня главе администрации в Новогрозненском наплёл? — раскрасневшийся от выпитого подполковник Жаров лихо крутанул на голове камуфлированный головной убор козырьком назад.
— Ты скажи честно, может я чего важного не знаю — вдруг ты меня в ЛГБТ-сообщество записал? Ты прикинь, засылают к нам в отдел гонцов, чтобы выяснить, что я за зверь такой и чего ещё страшного от меня ждать. Какую-то кличку мне клеят: не то чистильщик, не то мебельщик…
— РОК-Н-РОЛЬЩИК, Павел Владимирович, РОК-Н-РОЛЬЩИК… — Это был мой позывной в Грозном в первую чеченскую кампанию. Славное было время! Пусть боятся, черти.
— Ах вон оно что! Ну и пусть! Давай наливай, не тяни!
— Э нет, так не пойдёт — больно вы раздухарились, ещё ссору затеете, горячие финские парни. Включу-ка я вам другую песню «назаретян» — Зарубин поменял кассету — Слушайте!
Умиротворённая, совсем не похожая на только что отзвучавшую, мелодичная и красивая музыка нежно укачивала гостей. Лиричная, с хриплым мужским вокалом, она примиряла и успокаивала присутствующих.
— Эх, хороша песня! Наливай по единой! Как называется-то? — Зацветин запрокинул голову, опрокидывая в себя содержимое рюмки.
— «Love Hurts» — Любовь причиняет боль. — Персонально для вас, голуби вы мои!
Зацветин поперхнулся, побагровел и выронил рюмку на пол. Жаров заливисто захохотал, сорвал с головы форменное кепи, швырнул его на пол БТР, давясь от смеха, откинулся назад и … влепился с размаху затылком в корпус бронетранспортёра. Ранее успокоившийся и дремлющий неподалёку бездомный пёс вновь вскочил на ноги и в страхе унёсся подальше от железной машины, внутри которой заливисто смеялись три российских офицера. Три настоящих русских офицера.
А над притихшим Гудермесом разносились мелодичные и распевные слова шотландской лирической баллады в исполнении группы «Nazareth»:
Love hurts, love scars,
Love wounds, and marks,
Any heart, not tough,
Or strong, enough
To take a lot of pain,
Take a lot of pain
Love is like a cloud
Holds a lot of rain
Love hurts, ooh ooh love hurts …
Эпизод третий. Уже дома.
7 октября 2002 года эшелон с милиционерами, завершившими свою рекордную по срокам 195-дневную служебную командировку на Северный Кавказ, прибыл на первый путь железнодорожного вокзала. На перроне в честь прибывающих героев во всю мощь своих возможностей гремел маршем местный милицейский оркестр. Начальник областного ГУВД поправил фуражку, достал листки с приветственной речью и свирепо глянул на своих заместителей, галдящих у него за спиной. Свита заволновалась.
Милиционеры выходили на перрон и падали в объятия родных и сослуживцев. Вволю нацеловавшись с близкими, они по команде выстроились в две шеренги, подтянули ремни и заплечные мешки и приготовились внимать речам генерала. Гремела музыка, расчувствовавшийся генерал-лейтенат вручал прибывшим ведомственные награды, одаривал подарками, некоторых по-отечески лобзал…
Перрон опустел. Ветер гонял по асфальту обрывки шоколадных обёрток и пустые пластиковые стаканчики. Вдоль одиноких вагонов от локомотива к концу состава бежала красивая молодая женщина, заглядывала в открытые тамбуры и бежала дальше. Она запыхалась, светлые волнистые волосы растрепались, щёки от бега раскраснелись — одним словом, хороша!
Добежав до конца эшелона, она увидела того, кого искала — ей навстречу из последнего вагона вышел Павел Николаевич Зарубин — её муж и отец их двоих дочерей.
— Привет! Как вы тут без меня?
— Привет, дорогой! Ничего, терпимо, только деньги кончились — красотка Марина не работала, ибо кому нужна работница с двумя часто болеющими детьми? Да никому!
— Деньги говоришь? А где мои командиры, сейчас порешаем с ними насчёт денег.
Командиры его вскоре обнаружились: командир специализированного батальона уголовного розыска областного ГУВД, в котором Зарубин служил заместителем, приближался в сопровождении остальных своих замов.
— Здорово, герой!
— Здорово, отцы-командиры. Домой меня с женой и вещами забросите?
— Погоди, поехали на базу — сдашь оружие.
— Народ, сдайте за меня, а мне бы домой — помыться-побриться с дороги, всё же три дня в пути!
— Не положено, оружие и боекомплект должон сам сдавать.
— Маришка, поедем. Домой потом нас забросите?
— А как же!
Разоружившись и сняв с себя «сбрую»,