Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Неужели опять?!
Я устала".
5 февраля 1880 года.
"Проснулась с ощущением предстоящей беды. Потом узнала от мужа, что сегодня в Зимнем дворце будет торжественный ужин. Приглашена вся императорская семья. Прямо как в моём театральном видении. Нужно успеть!
Во дворец прорвалась с трудом. Немного удивлённый моим визитом, показалось, что даже обескураженный, вышел Николя, и меня пропустили. В четверть седьмого я встретила императора в коридоре дворца. Присела в поклоне, посмела заговорить. Офицер охраны хотел было меня отстранить, но Александр II мне улыбнулся, как старой знакомой, и я смогла удержать его внимание в течение пяти минут.
Раздался оглушительный взрыв. Казалось, что высокий потолок дворца сейчас рухнет нам на головы. Когда всё стихло, я бросилась в столовую. Её разнесло напрочь – стена треснула, старинная мебель лежала в опилках, от китайского сервиза остались осколки, на накрытом столе лежала громадная люстра, зеркала треснули, в паркете зияла дыра. Я прикрыла рот и нос платком – в воздухе летала пыль и взвесь от штукатурки. Слава Богу, что царской семьи и даже прислуги не было в тот момент в зале. Слава Богу".
7 февраля 1880 года.
"Только что вернулась со Смоленского кладбища. Холод и ветер кусали лицо и руки. Покосившиеся могильные камни стояли под шапками снега. Государь, несмотря на опасность нового нападения, тоже был на похоронах. Возложил венок. Говорят, распорядился о наградах погибшим гвардейцам охраны и выплатам их семьям.
Всё очень странно и подозрительно.
Выяснилось, что взрыв учинил народоволец Степан Халтурин. Кто-то ему помог устроиться плотником во дворец. Спрашивается, кто?! За несколько месяцев он нанёс в подвальное помещение столько динамита, что удивительно, как Зимний дворец вообще устоял. И никто не заметил два пуда взрывчатки?! Никто.
Над подвалом находилось караульное помещение. Ещё выше злосчастная столовая. Халтурин запалил шнур и прогремел взрыв. Откуда он мог знать о торжественном ужине?!
Царская семья не пострадала из-за задержки поезда принца Гессенского, ожидаемого к ужину.
Пятьдесят шесть человек ранены. Караульные не оставляли посты, даже истекая кровью.
Одиннадцать человек погибло. Одиннадцать невинных душ".
15 февраля 1880 года.
"Я устала. Я на грани нервного истощения. Я вздрагиваю от малейшего шума. Представляю, что творится с императором. После взрыва в Зимнем дворце он почти не выезжает в город. Только на развод караула по воскресеньям в Михайловский манеж".
17 февраля 1880 года.
"Что же им неймётся-то? Никак не могут успокоиться эти народовольцы – бесы, антихристы.
Сегодня прикрыла глаза и вижу, что очередная поездка опасна. Каменный мост будет заминирован. Бежала туда, перехватила взрывника по дороге, на подступах к мосту. Когда он от меня смог отвязаться, делать уже было нечего. Карета царя проехала мимо".
27 февраля 1881 года.
"Ну что он им сделал?! Что?! Освободил крестьян и только. Каждый день чёрное кольцо вокруг императора сжимается. Во сне я вижу, что осталось мало времени и моих сил. Они намерены идти до конца. Верят, что убьют Александра II, а дальше будет республика. Как же, как же.
Я пытаюсь навести жандармов на верхушку заговорщиков. Арестованы Михайлов и Желябов. Софью Перовскую взять не удалось – прячется. Царь теперь острожен, но у него есть обязанности. Он выезжает в Михайловский манеж на смену караула регулярно. Меня это сильно тревожит".
1 марта 1881 года.
"Я слегла с температурой. Жар, бред, головокружение, слабость в мышцах. Мне кажется, или это в правду всё произошло? Или произойдёт. Надобно встать и идти.
Эти антихристы заложили мину на Малой садовой улице. Ждали государя. Не дождались. Он поехал по Екатерининскому каналу. Перовская хитра – поставила людей и там, махнула белым платочком, Рысаков бросил бомбу в царскую карету. Ну, зачем он вышел посмотреть? Захотел поговорить с раненным. Зачем?
Террориста Гриневицкого никто в этом хаосе не заметил. Он подошёл и бросил бомбу под ноги государя. Александра, тяжело раненного, унесли во дворец, где он и скончался.
Это мне вечером Николай рассказал. Да я и так всё знала".
11 марта 1881 года.
"Девять дней не садилась писать дневник. Не могла. Только молилась. За душу государя-императора. Каялась и прощения просила у старца Козьмы. Не сдержала слово данного. Не уберегла".
13 марта 1881 года.
"Какое подлое предательство!
Николай арестован и уже дал признательные показания. Это был он! Он – предатель и клятвопреступник.
Он помогал народовольцам с информацией.
Он прикрывал Халтурина при подготовке взрыва в Зимнем дворце.
Он сообщал Перовской о перемещениях царя.
Николя. Николенька. Как же так? Неужели придворная должность, которая тебе не досталась, стоит позора и бесчестия? Хотел отомстить, а теперь что? Казнь или вечная ссылка. А обо мне и дочках ты подумал? Кто теперь их возьмёт замуж?
Какой ты мне нанёс удар! Никто не может сделать так больно, как самый близкий человек".
30 апреля 1881 года.
"Я теперь опять Эмма Ростоцкая. И девочки мои тоже теперь Ростоцкие, а не Радовы. Наша фамилия никогда не покрывалась пятнами позора. Начиная с Ганса Оружейника, Ростоцкие верой и правдой служили отечеству. И впредь будут!"
Утро добрым не бывает
Петрович вышел из машины, потянулся, похрустел косточками пенсионного возраста, размял затекшую шею, сплюнул под ноги, вытащил из пачки сигарету трясущимися руками и задымил. Начало лета, но по утрам не жарко. Хотя руки у него тряслись не из-за холода. Смена была ужасная, полночи в ГИБДД провёл, а в салоне не покуришь, дым впитается в обшивку, пассажирки с детьми будут потом морщить носы. Фу-у-у-у!
Старград – вроде маленький городишко, а вот поди ж ты – авария. Да хоть бы по его вине, тогда ладно, тогда не обидно. Бог бы с ним! Он так считает: виноват – отвечай. А здесь же какая его вина? Петрович по своей полосе ехал, чин чинарем, тихо-спокойно. Машинку пропустил с прилегающей дороги, а вторая машинка ему бац и в бочину въехала. Её-то он не пропускал. Зачем наглеть?! Из жигулёнка лицо кавказской национальности вылезло и давай его русскими словами обкладывать со всех сторон.
– Ты что ли не видишь, мать-перемать, что меня на буксировке везут?! Совсем глаза дырявые! – кричал, отчаянно жестикулируя, мелкокалиберный, по сравнению с высоким таксистом, водитель жигуля-тарана.
– Итить твою налево, а как я увижу, если у вас трос бежевый с дорогой сливается?! Красную ленточку на него вешают в таких случаях.