Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Кхм-кхм.
Оборачиваюсь резко. И все мои нехорошие мысли топятся в нежной улыбке Афины.
— Доброе утро.
— Доброе. — Шагаю навстречу ей. Мы расстались каких-то полчаса назад, но я соскучился так, будто мы тысячу лет не виделись.
— Я тебе кофе сварила, — протягивает чашку. — Не знаю, какой ты пьешь.
— Правда? А я думал, что за эту ночь ты все-все про меня узнала. — Забираю чашку.
— Нет. — Соприкасаемся пальцами и стоим, глядя на воду. Невинней этого ничего нет. Но меня накрывает даже от такой малости. Мое тело, все мои мужские рефлексы в стойке. Ее расфокусированный взгляд из-под ресниц пьянит. И мне пипец как, как никогда еще в жизни, хочется очаровывать ее с каждым разом все больше и очаровываться самому. Это неожиданно превращается в какую-то ненормальную, болезненную потребность. Неужели это и есть любовь? Поворачиваю голову, провожу носом по виску Афины, прямо по дрожащей голубой венке. А она мной пахнет, ведь наговорившись под утро, мы еще пару часов полулежали вдвоем в неудобном скрипучем кресле. Я на сиденье, она на мне, доверчиво положив светлую головку на грудь и скользя по рукам тонкими пальчиками…
Медленно выдыхаю и снова втягиваю в себя наш смешавшийся аромат. Под колени бьет сытым мужским довольством. Которого мне, впрочем, тоже мало. Я на максималках ее хочу. Целиком. Жажда обладания настолько сильная, что я буквально схожу с ума. Перед глазами картинки — одна горячей другой. Вот я толкаю ее в высокую траву, нависаю сверху и… Трясу головой. Подношу к губам чашку. Надо брать себя в руки. Мы же тут не одни. Да и вообще я почти уверен, что для Афины гораздо более интимны и значимы наши с ней вчерашние разговоры, чем так и не случившийся секс. Что вчера она отдала мне гораздо больше себя, чем я бы смог получить, поимев ее всем известным способом. И это тешит, это усмиряет пробудившиеся инстинкты. Все будет. Непременно будет. Но не так, не обыденно… Не как со всеми. Просто потому что Афина — не все. Она моя. Я это кожей чувствую.
— Ничего вышло? — беспокоится, указывая на чашку. Я киваю в ответ. Оседаю на землю. За руку утягиваю ее за собой. Полюбоваться-то зарождением нового дня мы можем?
— Все как я люблю. Ты угадала. Вкусно.
— Врешь?
— Не-а. Чистая правда.
Допиваю. Отставляю чашку. Ложусь в траву. Небо над головой — все равно что море… Афина укладывается рядом, и кажется, будто мы с головой проваливаемся в невесомость.
— Как думаешь, будет дождь?
— Хоть бы. Земля сухая, как порох. Весь урожай сгорит.
— А ты и в этом разбираешься?
— Я удивительно многогранная личность, — усмехается, переворачиваясь на живот. Вдали слышатся голоса отдыхающих, детворы, лают собаки. А мне с ней так тихо, что звонок телефона заставляет вздрогнуть. Афина хмурится. Заведя руку за спину, достает из кармана айфон. Смотрит на номер и еще больше мрачнеет.
— Не хочешь взять? — киваю.
— Нет.
— Почему?
— Почему люди не берут трубку? Потому что им звонят те, с кем не очень хочется говорить.
— Это мужчина?
— А это — сцена ревности?
— Нет, — цежу сквозь зубы, с трудом контролируя закипающие внутри незнакомые прежде эмоции. — Это попытка лучше узнать женщину, с которой…
— У тебя ничего не было.
— Зачем ты так? Я разве заслужил? — одергиваю. Это нелегко — сохранять трезвость мысли, но кто-то же из нас должен.
— Нет, конечно, нет, — шепчет она. — Прости. — Касается моей руки пальцами. Рисует один ей понятный узор.
— И все-таки, кто это? Твой бывший?
— Это — моя самая большая ошибка, Марат. Пожалуйста, давай об этом не будем.
— Хочешь, я с ним поговорю?
Она садится, опираясь на руку. Глядит на меня, закусив губу. Есть в ее взгляде что-то сбивающее меня с толку. Здесь и веселье, и благодарность, и что-то болезненное.
— Спасибо. Это совершенно лишнее. Давай сойдемся на том, что свои проблемы я буду решать сама.
Ну да, как же. Сама… Это невозможно ни при каких обстоятельствах. Я должен знать, с чем имею дело, чтобы понимать, как нас защитить. Афина, к счастью, не в курсе наших традиций, и я пока не стану ничего ей объяснять, чтобы лишний раз не пугать сложностями, но сам-то я должен понимать, от чего мне отталкиваться, объясняя родне свой выбор!
— Я мужчина. Я должен решать проблемы.
Афина вздыхает. И не желая пускаться со мной в спор, игриво интересуется:
— А что должна, по-твоему, делать я?
— Любить меня. Рожать детей, создавать уют в доме…
Улыбка Афины немеет. Застывает на лице рваным шрамом.
— Ох, ты ж, черт! — спохватывается она. — Я ведь обещала провести с малышней зарядку!
— Постой. Тебя что-то смутило в моих словах?
— Нет! Но ты рассуждаешь… хм… очень патриархально. Прости. Мне правда нужно бежать.
Афина наклоняется, чтобы забрать пустую чашку, и, прихрамывая, идет к лагерю, где ее дожидается детвора. Интересно, как она собирается заниматься с травмированной ногой? Не сводя обеспокоенных глаз с Афины, набираю Мишу.
— Мих, скинь мне всю имеющуюся документацию по лагерю.
— Зачем? Тут же все решено.
— Ничего не решено. Давай, скидывай. И это… скажи мне, насколько заключения об аварийности соответствуют действительности?
— Да как сказать? Половина таких лагерей по всей стране находятся в похожем состоянии. И ничего. Работают.
— Ясно. Я подумаю…
Пока Афина довольно профессионально гоняет детей, я изучаю имеющиеся у нас экспертизы. Делать что-то у нее за спиной неправильно. Не мешало бы ей рассказать, кто я такой, и какой мой интерес, но я пока мало представляю, как это сделать, чтобы она, недоверчивая, поверила, что я ей не враг. Да и не привык я по-пустому сотрясать воздух. Пока у меня нет четкого, согласованного со всеми заинтересованными лицами плана, не о чем и говорить. А чтобы такой план появился, мне с командой нужно проделать кучу дополнительной работы. Любые