Самое ужасное заключалось в том, что он не имел ни малейшего понятия: как жить дальше?

…

Через сутки они уже вполне освоились друг с другом и общались на мысленном уровне. Дайл изначально не испытывал ни дискомфорта, ни предубеждений, а вот Якову приходилось трудно, он никак не мог поверить что модуль «Одиночка», который во все времена считался самым страшным изобретением кибернетики, может оказаться любознательным и наивным, как ребенок. Созданный для уничтожения, он не пошел по предначертанному пути развития, непонятным образом умудрившись осознать себя как личность, и теперь терзал Якова вопросами:

Я прочитал твою память. — Произнес Дайл, начиная очередной мысленный диалог.

Знаю. — Стравинский вздохнул, присев на край стола, в центре которого, подключившись к компьютерному терминалу, расположился модуль «Одиночки».

Кем ты был до войны, Яков?

Я изучал естествознание.

«Система человеческой культуры — это мир вещей, предметов, созданных человеком для удовлетворения его потребностей». — Процитировал Дайл. — Что это значит?

Сейчас попробую вспомнить…

Яков глубоко задумался, цитата, очень давно прочитанная им, показалась утратившей свой смысл.

— Придется все постигать заново… — Негромко произнес он, разговаривая сам с собой.

Зачем? — Мысленно поинтересовался Дайл.

— Я не с тобой говорю, между прочим. — Буркнул Яков, но Дайл не обратил внимания ни на замечание, ни на тон.

Зачем начинать все заново?

Стравинский глубоко вздохнул.

— Мир изменился. Я сам изменился. Все… по-другому, поднимаешь? Думаешь, мне приятно смотреть на собственное отражение, думать, что половина жизни утекла как вода в песок?!

Некоторое время они молчали, потом Яков все же ответил, на заданный Дайлом вопрос:

— Было время, когда существовала культура. Не думаю, что она сохранилась во время войны. По крайней мере, в сознании выживших людей ее точно нет.

Откуда ты знаешь?

— Предчувствую. У меня в душе пустота, понимаешь? Все что помню, это либо война, либо пустое прозябание тут. Не стало мира вещей, который бы создавался руками человека. Умерла культура, погибло все, осталась только война и машины, которые все делают за тебя. Кто поставлял мне пищу эти двадцать лет, убирал за мной? Кто дарил забвение, и кто меня вывел из него? Машины. Нет больше никаких систем человеческой культуры — есть сонмище надежных исполнительных машин, и единицы выживших, которые теперь, как и я, не знают, что им делать…

Индивид — сложная биосоциальная система. Тебе нужна цель и другие люди чтобы вновь почувствовать себя человеком, да? А если я — искусственный интеллект — стану киберсоциальной системой, ты будешь общаться со мной? Я много еще не понимаю, но быстро учусь. Мне то же нужна цель. И одиночество мне не нравиться.

— Не знаю. Я ничего не имею против тебя. — Яков вздохнул. — Я не умею так быстро принимать решения. Мне нужно подумать, понимаешь? Выбираться наверх или оставаться тут? Я даже не знаю что там, — наверху…

Хочешь, я разведаю?

— Попробуй. — Стравинский пожал плечами, а потом произнес. — Нет, пожалуй, не нужно. Рано еще. Если Земля оккупирована надо выждать.

Можно последний вопрос, Яков?

— Ну?

Для чего предназначен этот зал?

— Подземный склад техники и биологических материалов. Большего я не знаю. Хочешь подробностей — посмотри в сети.

* * *

Дайл посмотрел, открыв для себя много нового и поразительно интересного. Он развивался, стремительно пополняя свои запоминающие устройства все новыми и новыми массивами информации.

Взять, к примеру, этот огромный зал. Оказывается, он связан не только с войной, и выстроен гораздо раньше.

Искусственный интеллект каждую минуту открывал для себя все новые и новые аспекты истории. Он считывал все данные, которые хранила локальная сеть, делая удивительные личные открытия:

«…Основной ущерб экологии Земли был нанесен на рубеже двадцать первого — двадцать второго веков». — Начало нового документа заинтересовало искусственный интеллект, и он стал изучать его дальше. — «Процесс слияния крупных мегаполисов к 2340 году принял необратимый характер, отходы производств и жизнедеятельности человека превратили оставшиеся „под открытым небом“ небольшие пространства в пустоши, исчезли не только все виды крупных животных, но и большинство растений, лишь единичные экземпляры уцелели в искусственно созданных „зеленых зонах“, однако, они уже не отражали и миллиардной части того разнообразия видов флоры и фауны, которые являлись важнейшей, неотъемлемой частью понятия „биосфера“.

Дайл задумался.

Да, следовало признать, что на смену биосфере Земли пришла техносфера, планета покрылась скорлупой искусственного панциря, сначала в виде соединяющих отдельно стоящие мегаполисы дорог, энергостанций, вынесенных за пределы мегаполисов промышленных зон, а затем, по мерее роста и слияния сверхгородов, все перечисленное соединилось, настоящая поверхность Земли окончательно скрылась под перекрытиями первого уровня, короста техногенного панциря заняла площади, совпадающие с расположением геологически сформировавшихся равнин, и лишь океаны да горные массивы не позволили Вечному Городу поглотить всю поверхность планеты.

О том, была ли техносфера комфортна для проживания людей, Дайл мог судить на примере Якова.

Страх загнал его вглубь технических коммуникаций, но не опасения за свою жизнь превратили Стравинского в безумца. Его разум не смог долго балансировать на грани моральной комы, — в потере смысла жизни была повинна все та же техносфера, удобная для машин, но не приемлемая для людей. Дайл долго размышлял над своими выводами, и пришел к убеждению, что для Якова не было никакой разницы, даже покинув свой пост, перебравшись в один из жилых районов опустевших к середине войны мегаполисов, он все равно не был бы удовлетворен собственным существованием, точно так же страдая от скуки и безделья, которые в свою очередь порождали бы страхи и фобии, коверкая психику, ибо любому человеку в обезлюдивших городах исправно продолжавшие работать машины гарантировали полное отсутствие жизненных целей. Когда не нужно заботиться о крове и пище, когда нет радостей и опасностей, реальность постепенно блекнет, теряет смысл, перед глазами, куда ни глянь повсюду одни и те же безрадостные урбанистические пейзажи, нет средств к самовыражению, как нет смысла что-то менять, — автоматизированная данность функционирует по своим правилам и вряд ли потерпит некомпетентного о вторжения, чреватого техногенными катастрофами.

Размышляя над сложившейся ситуацией, Дайл пришел к закономерному выводу: поражение Земного Альянса, падение планетарной обороны Земли, давали шанс немногим выжившим людям, как недавно выразился Яков: „начать все сначала“. Для этого имелось все необходимое, и немалую роль в грядущем возрождении Вечного Города, который уже не станет соперничать с природой, сыграет огромный зал, скрытый в глубинах бункерной зоны. Здесь глубоко под землей, в миллиардах ячеек автоматизированных хранилищ ждали своего часа зародыши новой биосферы.