Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И смех – звонкий, заливистый…
Жуга, мрачный, взъерошенный, молчал, глядя в сторону. В свете свечи виднелись шрамы, свежие ссадины, большой синяк под глазом. Рубашка висела на нём клочьями, кое-где запеклась бурыми пятнами кровь. Был он побитый, оборванный, хромой, но Реславу не хотелось бы сейчас оказаться у него на пути – такая была в нём злость, такая сила его вела, мрачная, тёмная… «Кто же он?» – в который раз спросил себя Реслав.
– Довбуш, – тихо позвал Жуга. Старик поднял голову. – Для этого нам надо уйти.
– Куда?
– Не знаю… Впрочем… – Он встрепенулся, обернулся к Реславу. – Что там, на западе?
– Город, – ответил тот, – Марген. А что?
– Марген… – повторил Жуга. Нахмурился, взъерошил ладонью и без того растрёпанные волосы. – Стало быть, пока пойдём в Марген. А там видно будет. Пойдёшь, Реслав?
Тот кивнул.
Балаж растерянно переводил взгляд с одного на другого. Вскочил.
– Нет, погодите! Довбуш, они же уйти хотят! Уйти! Пускай… пускай Реслав останется! Или Жуга…
Довбуш нахмурился, потрепал ус, покачал головой:
– Не прав ты, сынок. Пусть идут.
– Тогда… я тоже с ними пойду! Эй, слышите?
Реслав посмотрел на Жугу. Тот пожал плечами:
– Пускай идёт. Правда, помочь ты нам не сможешь ничем. Останься лучше.
– Нет!
– Как знаешь. Тогда собирайся – надо уйти до рассвета, пока деревня спит. Что селянам скажешь, Довбуш?
– Ничего, – понуро произнёс тот. – Шелег вот вернётся из Ветелиц, он меня поймёт. Остальные – вряд ли. Ступайте, хлопцы. С Богом.
Через полчаса поспешных сборов все трое уже шли по дороге прочь от деревни. Свитку Реслава спёрли, Довбуш дал ему свою рубашку и Жуге тоже, взамен изодранной. Котомка и башмаки травника отыскались на сеновале, а вот посох поломали в драке. В дорогу взяли хлеба, сыру, шмат солёного сала, луку да огурцов с Довбушева огорода. Дал Довбуш и денег – менок тридцать на брата – и долго стоял у ворот, глядя им вослед.
Шагов через сорок-пятьдесят миновали погост. В свете полной луны резко чернели старые, покосившиеся кресты. Балаж торопливо и мелко перекрестился, ускорил шаги.
– Не беги: не поспеваю, – мрачно усмехнулся Жуга. – Да ты никак забоялся?
– Я ничего не боюсь… на этом свете, – набычился Балаж. – А что до мёртвых да ваших колдовских дел – тут и впрямь боязно…
– Привыкай.
Жуга шагнул к ограде, выдернул дрын, прикинул на руке и забросил в кусты – тяжёл. Потянул другой, кивнул довольно, наступил ногой и выломал посох.
– Ну, пошли, что ль, – сказал он и зашагал вдоль по дороге.
Реслав оглянулся напоследок на деревню. Была она темна, лишь в крайней избе у Довбуша светился огонёк. На околице звонко запел петух, сразу за ним другой. Близилось утро. Реслав поправил мешок за плечами и ускорил шаг, догоняя спутников и не задаваясь вопросом, что ждёт их впереди.
Всё равно ответа он не знал.
* * *
Вечер застал троих путников у большой дубовой рощи. Село осталось далеко позади. Весь день дорога вела их вдоль зелёных лугов, бежала кромкой леса, вилась хитрыми петлями меж невысоких холмов, а когда над головой раскинулись могучие кроны вековых деревьев, Реслав остановился.
– Ну, довольно пыль глотать, – объявил он, скидывая котомку. – Тут я уже был однажды – место доброе, да и родник рядом. Здесь и заночуем.
Спорить с ним никто не стал. Облюбовали одно дерево, расположились подле. В небольшом распадке за кустами журчала вода.
Балаж опустился на траву, прислонившись спиной к шершавой тёплой коре, скинул башмаки и с наслаждением подставил босые ноги вечернему ветерку. Огляделся окрест. Реслав ушёл. Жуга уселся рядом, устроив поудобнее больную ногу, засучил порточину, ощупывал колено. Морщился.
– Откуда шрамы эти? – с ленивым любопытством спросил Балаж.
Жуга вскинул голову.
– И это спрашиваешь ты? – поразился он. – ТЫ?!
Балаж открыл было рот, чтобы ответить, да вспомнил, как всей толпой били двоих чудодеев, и промолчал, лишь покраснел, как редиска. Жуга сплюнул, развязал мешок, вытащил помятый котелок и отправился в ложбину за водой. Балаж остался один.
Было тихо. Нагретая земля дышала теплом. Высоко над головой шелестели листья. Дуб, под которым они устроились, был столетним исполином в несколько обхватов. Старую кору избороздили дупла и трещины; мощные узловатые сучья уходили, казалось, в самое небо. Крона желтела спелыми желудями. Балаж лежал, глядя вверх, и грустные думы его постепенно уходили, словно некое умиротворение было здесь разлито в воздухе, стекало вниз по могучему стволу и расходилось окрест. Балаж задремал и не сразу заметил, как подошёл Реслав.
– Зачаровало? – спросил он так неожиданно, что Балаж вздрогнул. Сбросив хворост, Реслав отряхнул рубаху и покосился наверх. – И то сказать, дивное место. Заповедное… Слышишь – птицы не поют? То-то! – Он улыбнулся по-доброму. – Ну, подымайся. Кажись, кресало у тебя в мешке?
Балажу стало неловко, что он разнежился, в то время как двое друзей обустраивали ночлег; он встал и принялся помогать.
Развернули одеяла. Чуть в стороне Реслав потоптался, потянул за траву, и толстый пласт дернины отвалился в сторону, обнажив полузасыпанное кострище. Валежник сложили туда, надёргали из-под корней сухого мха. Жуга не появлялся.
– Слышь, Реслав, – позвал Балаж. – Вот мы с тобой идём сейчас, куда Жуга скажет, а кто он такой? Откуда взялся? Почему ты его слушаешь? Зачем он мне и Довбушу помочь решил?
Реслав помолчал, сломал сухую ветку. Почесал ею в затылке.
– Не трогай ты его, Балаж, – наконец сказал он. – Чужая душа – потёмки, а что я знаю о нём, то пусть при мне и останется. Время покажет, кто чего стоит. Я и сам его только на днях повстречал, недели не прошло. Странный он человек, не смотри, что молодой – жизнью он ломанный, это верно говорю. И сила в ём даже для меня чудная, непонятная. Наговоры, и те по-разному творим… Да где огниво-то твоё?
Балаж с головой залез в мешок, перебирая припасы, ругнулся.
– Никак не найду, – пропыхтел он.
– Э, захоронил! – укоризненно бросил Реслав. – Дай я.
– А вот, когда чудеса творятся, как это у вас выходит? – вернулся к прежнему разговору Балаж.
– Чудеса-то? – хмыкнул Реслав. – Да тут вроде просто. Слова надо верные сказать, ну, вроде как имя угадать. Наговор составишь, а после цвет измыслить надо подходящий. Ежели особливо трудное дело, то сразу два цвета или три.
– Да как угадать-то?
– Помнить надо, думать, просчитать… Жуга вон – у него это само собою выходит, и не поймёшь даже как. А я порой не могу всё вместе подобрать, а порой –