Центральная проблема, связанная с индоевропейскими корнями греческой общности и культуры, состоит в том, в какой степени племена, которые мы называем индоевропейцами, на протяжении многих веков проникавшие в доисторическую Европу, изменили образ жизни уже обитавших там людей, включая автохтонное население Греции. Споры о прародине древнейших индоевропейцев продолжаются, но наиболее вероятным местоположением ее являются либо Центральная Азия, либо Анатолия[13]. Недавний, но неоднозначный компьютерный анализ лингвистических данных, похоже, сместил баланс в пользу Анатолии. Последняя волна индоевропейской миграции вызвала опустошения по всей Европе около 2000 г. до н. э., о чем говорит столь же неоднозначная гипотеза, предполагающая передвижение воинственных народов той эпохи на большие расстояния. Греки исторического времени в таком случае рассматриваются как потомки этой группы захватчиков.

Концепция изначального индоевропейского единства строится на основе лингвистической реконструкции. Лингвисты давно солидарны в том, что древние и современные языки Западной Европы (включая, ко всему прочему, греческий, латинский и английский), а также языки славянские, персидский (иранский) и множество языков на Индостанском субконтиненте (в том числе санскрит) восходят к одному-единственному языку. Поэтому они назвали первоначальных носителей этого языка индоевропейцами. Поскольку первоначальный язык исчез задолго до изобретения письменности, его следы живут в словах образовавшихся на его основе более поздних языков. У древних индоевропейцев, например, существовало слово, имеющее значение ночь, дошедшее до нас как греческое nux (nuktos в родительном падеже), латинское nox, noctis, ведическое (вариант санскрита, на котором создана древнеиндийская эпическая поэзия) – nakt-, английское night, испанское noche, французское nuit, немецкое Nacht, русское ночь (noch) и так далее. Еще один пример: английские слова I и me (я и меня), два совершенно непохожих личных местоимения, обозначают говорящего в разных грамматических контекстах, и эта особенность характерна и для индоевропейских местоимений.

Лингвисты полагают, что слова более поздних языков, произошедших из изначального языка древних индоевропейцев, могут пролить свет на особенности общества этой исходной группы. Например, имя главного мужского божества индоевропейцев сохранилось в сходном звучании имени сильнейшего бога в греческом и латинском языках – Зевс и Юпитер (Zeus pater и Jupiter). Этот факт наводит на мысль о патриархальном характере индоевропейского общества, в котором отцы были не просто родителями, но, скорее, властвовали над всеми домочадцами. На основе других слов можно предположить, что индоевропейское общество было также патрилокальным (жена переходила на жительство в семейную общину мужа) и патрилинейным (родство детей определялось по отцовской линии). В индоевропейском языке также встречаются упоминания о царях, что предполагает общество неоднородное, имеющее социальное расслоение и иерархию. Наконец, и лингвистические, и археологические данные говорят о воинственности и склонности индоевропейцев-мужчин к соперничеству. Поскольку язык древних греков, фундаментальная составляющая их самосознания, бесспорно относится к числу индоевропейских, они вполне определенно восходят к индоевропейским предкам.

Наиболее спорная гипотеза заключается в том, что жестокие индоевропейцы, имевшие патриархальную, иерархичную общественную организацию, будто бы вторгались в Европу несколькими волнами, навязав обитавшим там народам свои ценности. При этом коренное население доисторической Европы было в целом эгалитарным, миролюбивым и матрилокальным (с центральной ролью женщины-матери) обществом, а вторжения индоевропейцев разрушили этот порядок. Далее сторонники данной теории утверждают, что первые европейцы изначально поклонялись женским богам, почитая их как главных, но индоевропейцы силой низвергли их, возвысив своих мужских божеств, в том числе Зевса, главу всех греческих богов. Эти резкие изменения начались около 4500 г. до н. э., по мере того как разные группы индоевропейцев вторгались в Европу на протяжении последующих столетий, в конечном счете разграбив и разрушив к 2000 г. до н. э. многие доиндоевропейские поселения.

Оппоненты такой теории утверждают, что другие компоненты греческой культуры (за исключением языка) – не индоевропейские по происхождению: нет ясных доказательств того, что индоевропейцы, переселившиеся в Европу отдельными группами, были настолько сильны, чтобы разрушить уже существовавшие социальные структуры и верования и силой навязать местному населению свои. Не исключено даже, что общественные традиции индоевропейцев никогда значительно не отличались от местных, уже имевшихся у доиндоевропейских обществ доисторической Европы. Следовательно, черты более позднего, исторического, греческого общества, в частности патриархат и социальное неравенство женщин, на самом деле могли присутствовать и у коренных жителей Греции. К примеру, еще одна теория утверждает, что мужчины-охотники каменного века подтолкнули человеческое общество к патриархату, похищая женщин из других общин в стремлении сделать собственную общину более плодовитой и способной к выживанию. Поскольку мужчины-охотники имели опыт дальних переходов от главной стоянки, именно они нападали на другие общины. Таким образом, мужчины могли обрести господство над женщинами задолго до эпохи предполагаемых вторжений древних индоевропейцев в Европу.

С этой точки зрения автохтонное общество Европы стало патриархальным без внешнего влияния, пусть даже в его религии женские божества пользовались большим почитанием, о чем свидетельствуют тысячи фигурок «венер» (женских статуэток с пышными грудями и бедрами), найденных во время археологических раскопок доисторических поселений, а также важное место многих богинь в греческой религии. Но возможно, что социальное неравенство между мужчинами и женщинами возросло из-за изменений, связанных с развитием пашенного земледелия и скотоводства в конце европейского каменного века (см. главу 1). Ученые, не склонные считать индоевропейцев главной причиной изменений в культуре, возражают и против того, чтобы винить их в широкомасштабном разрушении европейских поселений около 2000 г. до н. э. Вместо этого, полагают они, истощение почв, принуждавшее к жесткому соперничеству за землю, и внутренние политические распри привели к беспощадным столкновениям, опустошившим в конце III тысячелетия до н. э. многие поселения Европы.