– Да кому мы там нужны? – зычно пробасил Павел Никонов, занимавшийся всем грибным хозяйством и сильно радовавшийся наличию обширных угодий для грибниц. – Не пойду никуда. На Добрынинской бомжевать? Я здесь человеком стал и обратно в муравьи не хочу. Остаемся.

– И передохнем, как мухи, – тотчас возразили ему.

Собрание медленно превращалось в несанкционированный митинг, а то и вообще в полный бардак. Влад вздохнул. До очередного дозора оставалось не так уж и долго. Правда, он пока не имел ни малейшего понятия, куда ему заступать, и снято ли с него наказание вообще.

В этот момент его бесцеремонно ухватили за плечо и потянули в сторону. Парень инстинктивно дернулся и лишь после того, как хватка ослабла, оглянулся. Рядом с ним стоял Семен в полном боевом облачении, с автоматом наперевес. Бронежилет – потрепанный, но готовый служить хозяину верой и правдой – делал солидную фигуру соседа еще крупнее. Обычно, отправляясь в дозор, он броник не надевал, разумно полагая, что твари стрелять в него не станут точно, однако сегодня, видимо, изменил свою точку зрения. В кобуре на бедре висел ТТ. Семен улыбался во все тридцать два зуба и выглядел довольным.

– Ты идешь с группой? – голос его неожиданно дрогнул. Симонов поспешил откашляться и улыбнулся в ответ, хотя на душе вдруг стало очень тревожно. Сколько раз он представлял себе похожее прощание; думал о необходимости быть твердым и решительным, ни в коем случае не собирался выказывать эмоции, даже почти убедил себя в том, что в такие времена, как сейчас, абсолютно нормально расставаться с друзьями навсегда. Такова жизнь, в конце-то концов. А теперь он совершенно растерялся, вмиг ощутив себя мальчишкой или даже ребенком, которому не зазорно ухватить огромного сильного дядю, отчего-то воспринимавшегося едва ли не старшим братом, за штанину и попросить никуда не уходить. И плевать, что Влад почти догнал Семена в росте, и ему давно уже не восемь лет. Плохо было все равно. После исчезновения двух групп все, кто входил в третью, казались смертниками.

Сосед хмыкнул и поглядел так, словно все понял и вообще давно уже практиковал чтение мыслей; мотнул головой в сторону от толпы, предлагая отойти. Парень кивнул и принялся пробираться вслед за ним. Люди, пусть и стояли кучно, предпочитали потесниться и отойти с дороги огромного боевика. Семен казался ледоколом, проламывающим и отодвигающим в стороны ледяные глыбы. Влад – небольшим суденышком, пристроившимся за ним и следующим по спокойной воде без малейших помех.

– Меняемся с тобой сегодня, – сказал сосед, когда они оказались вдали от лишних глаз и ушей. – Я – на север, ты – на юг. И, заметь, снова мне достается самое интересное.

Парень передернул плечами.

– Чур, в палатку никого нового не пускать, – рассмеялся Семен, но тотчас посерьезнел. – Не дрейфь, прорвемся.

– Угу, – ни на что большее Симонова попросту не хватило.

– Знаешь, из-за чего возникает большинство страхов, Влад?

– Из-за неизвестности, – ответил тот, практически не задумываясь.

– Точно! – согласно кивнул Семен. – Но ведь существует утверждение: я знаю, что ничего не знаю. Означает ли подобное, будто всю жизнь мы трясемся от страха?

– Нет, – качнул головой парень.

– Ну, вот и не кисни, – снова широко улыбнулся Семен. – Еще ни одна тварь меня не съела, хотя пытавшихся хотя бы понадкусывать встречалось немало.

– Потому ты в бронике? – не удержался Симонов от вопроса.

– Точно. Он у меня типа талисмана. Пару раз жизнь спас, не поверишь.

Ну, отчего же? Владу иногда казалось, будто он готов поверить буквально во все.

– Теперь от лирики переходим к физике, – сказал Семен. – Заступаешь в южный туннель вместе со своими обалдуями. Кроме вас, в дозоре будет еще человек пять, но все равно, смотри в оба и ушки держи на макушке, а хвост – пистолетом. Не хватало еще, чтобы пока мы выслеживаем одну тварюгу, вторая подобралась к нам с тыла.

– Я постараюсь.

– И вот еще что… Почувствуешь снова приближение паники – ни в коем случае не дави ее, а сразу тереби Кириллыча, он в вашем дозоре будет за главного. Я предупредил – присмотрит за тобой и помощь вызовет, если понадобится.

– Так… погоди, – парень почесал в затылке и нахмурился. – Ты что же, действительно считаешь, будто я почуял тварь?

– Будь моя воля, взял бы тебя с собой, но глава на этот раз больно суров, да и совесть у меня все же не совсем атрофировалась и отпала за ненадобностью. Потому живи, – пожелал Семен и хлопнул его по плечу. – Удачи, и беги уже. Кириллыч ждать не любит, – взглянув на часы, добавил он, после чего снова широко улыбнулся и побрел к северному туннелю.

Влад терпеть не мог прощаний, но почему-то вместо того, чтобы развернуться и поспешить к южному концу станции, он стоял как вкопанный и смотрел вслед Семену, во всех подробностях запоминая прямую спину, легкую, быструю походку и отсветы багрового освещения на лысой голове.

– Сам-то что думаешь? – поинтересовался Глеб, подсвечивая фонарем стену туннеля, тянувшуюся по правую руку.

– О чем ты? – спросил Симонов. На мгновение ему показалось, будто луч высветил какую-то надпись, но когда сам он направил на это место фонарь, то ничего не обнаружил.

Побегать, чтобы не опоздать, ему пришлось изрядно. Когда он достиг южного туннеля, возле него, переминаясь с ноги на ногу, стояло двадцать человек. Через пару минут подошел Кириллыч, смерил всех взглядом, пожал руки присутствующим и повел в темноту.

Поначалу шли все вместе, но вскоре им предстояло разделиться на три дозора: на пятидесятом, сотом и сто пятидесятом метре от станции. Пятеро, включая Миху, уже остались за спиной. В случае серьезного прорыва они будут последним щитом. Именно у них стоял чудовищный огнемет, готовый выжечь все живое.

Зная, какое сокрушительное оружие направлено в спину, было тревожно идти по туннелю. Не то чтобы Влад совсем не доверял окружающим его людям, но где-то в глубине души готовился к отвратительной, мучительной, но хотя бы быстрой смерти, если кто-нибудь вдруг сбрендит и разглядит очередных призраков в темноте, в которой ничегошеньки нет.

Тьма – она такая. Может стать другом и проводником, а может заморочить и свести с ума.

– Ты дурачка из себя не строй, – обиделся Глеб. – Я о том спрашиваю, о чем глава сказал.

Симонов хмыкнул. Однозначного ответа у него не имелось. Больше всего ему хотелось повторить слова Щербина: поживем – увидим.

Не ко времени и не к месту припомнился улыбающийся Семен в полном боевом облачении. Не мог он не понимать, на какую рискованную операцию подписался. Те, кто сопровождал вторую группу, вовсе не были зелеными юнцами. Однако радовался предстоящему опасному, если не смертельному, походу Семен абсолютно искренне – как скаковой конь, застоявшийся в деннике, – участию в скачках.

Хотелось бы Владу так же: жить без оглядки и от риска приходить в восторг. Адреналин, говорят, тот еще наркотик. Но парень попросту не мог, он не понимал, каково это – срываться в бой, не помня себя и полностью отдаваясь желанию победить любой ценой. Геройство геройством, благородные порывы благородными порывами, но должна была присутствовать некая внутренняя дурь в хорошем смысле этого слова, тяга к приключениям и уверенность в себе. Ничего подобного Влад не испытывал, хотя и старался честно выполнять возложенные на него обязанности и в дозоре не только лясы точил и чаек попивал.