На газету опустился ботинок, вдавив ее еще глубже в сток. Затем вновь вознесся в воздух, отдав вес человека своему двойнику. Решительным шагом их владелец шел по тротуару к заброшенному дому. Там ботинки остановились.

Галка окинул взглядом представшую перед ним развалину. Острым зрением подметил декоративную резьбу над окном третьего этажа. Мститель в маске ловко размотал с пояса веревку с крюком. Через пару мгновений он уже стоял на карнизе в нескольких десятках футов над землей. Оттуда Галка стремительно взобрался по стене на первый взгляд пустого здания до окна седьмого этажа, за которым горел свет.

Внутри комнаты группа мужчин обступила стол, на котором беспорядочно валялись детали бомбы. Сверяясь с инструкцией и споря друг с другом, они не замечали, что за ними наблюдают.

Тихо посмеиваясь, Галка ждал. Дернув веревку, чтобы проверить, насколько прочно она закреплена, он отклонился от стены под крутым углом, упираясь ногами в выступ. Резко оттолкнувшись, качнулся в темноту и ворвался из нее обратно, разбив вдребезги стекло и в щепки раму. Приземлившись, Галка издал душераздирающий крик.

Эффект превзошел ожидания. Заговорщики от страха попадали на пол, даже не вспомнив про оружие.

— Мы сдаемся! Не убивайте нас! Пожалуйста!

Безумной силой Галка прижал к стене одного из бесхребетных наймитов Черного Жука.

— Где он? Где Черный Жук? Говори!

— Южный Ист-Сайд! Подвал магазина Шницлера. На Делэнси! Там его штаб! Клянусь!

— Прекрасно! А сейчас, господа, вы вправе вздремнуть до приезда тюремной кареты.

Отмычка касалась механизма замка черного хода в магазин Шницлера с той же чувственностью, с какой девственница теребит бретельку пеньюара в каком-нибудь веймарском борделе.

Галка быстро преодолел препятствие. Пробравшись на цыпочках по открывшейся ему темной кладовой, он подошел к двери в подвал.

Повернув ручку, услышал сверху шквал гремящих цепей.

С жутким грохотом упала огромная клетка: Галка оказался в ловушке!

Из спрятанных выпускных отверстий зашипел газ. Сознание покинуло Галку, как обиженный покупатель, которому предложили товары низкого качества на глазах богатой публики.

Когда он пришел в себя, то почувствовал под животом обитую поверхность, к которой был пристегнут за запястья, лодыжки и талию. Маска и накидка были сорваны. Подбородок упирался в некую впадину, а лоб оттягивал назад кожаный ремень, отчего шея выгибалась едва ли не под прямым углом. Единственное, что мог видеть Галка, так это кирпичную стену с отслаивающейся серой краской и наростами плесени.

На этом фоне из темноты появился человек.

Не человек — Черный Жук со скрюченной спиной и неестественной формы черепом.

— Вот мы и встретились снова, Фрэнк Кафка!

Даже в такой ситуации Кафка не утратил рассудительность и манеру взвешивать каждое слово. Он не промямлил мольбы о пощаде и не выпалил тщетных угроз — лишь произнес краткое «снова?»

В голос Черного Жука просочились напускная искренность и лживое добродушие.

— Ах, ну конечно! Я не снял маски. Как невежливо с моей стороны! Минуточку…

Черный Жук снял головной убор, и часть костюма с антенной повисла как не к месту сброшенная шкура. Кафка увидел незнакомое лицо, которое могло бы принадлежать гному. Человек был приблизительно его лет.

— Вижу, моя личность тебе до сих пор не ясна, — продолжил Черный Жук. — Вполне естественно, зачем же помнить такое ничтожество, как Макс Брод!

— Макс Брод? Не учился ли ты со мной в гимназии Альтштадта? Но это же было двадцать лет назад, и у нас тогда едва возникала нужда перекинуться парой слов!

— Да, мы никогда не разговаривали! Кто удосужится напрашиваться на общение с калекой, уродливым отличником? Явно не высокомерный красавец Фрэнк Кафка! Как же! О нет, у него никогда не было времени на жалкого юнца, который его идеализировал, который болтался за окнами элитарного круга друзей — Поллак, Прибам, Баум, вся та компания — и отчаянно пытался добиться хоть крохи внимания! А потом, когда ты оставил меня в Праге, какая боль разлуки раздирала мне сердце! Бессонные ночи в вымокшей от пота постели, где я ворочался, истязаемый твоим образом! Длинные походы и заплывы, нацеленные на то, чтобы изжить память о тебе, смогли лишь скрасить мои физические недостатки. Даже в твое отсутствие я не мог избавиться от тебя, потому что прославленная личность инженера Кафки и его далекие великие дела вечно ставились мне в пример всеми представителями еврейской общины Праги.

Кафку начинало подташнивать, болела вывернутая шея.

— И… и ты поймал меня лишь для того, чтобы положить конец своей навязчивой идее и отомстить мне?

Брод кисло засмеялся.

— Даже сейчас ты ставишь себя во главе всех событий! Ошибаешься, господин Хвастун-Галка! Победа над тобой — лишь маленький приятный бонус. Понимаешь ли, единственным способом, коим я мог вернуть себе энергию и разум, было погрузиться в непомерное для меня дело. Сионизм явился пламенем, которое зажгло во мне новую искру!

Сначала я сдружился с одним из твоих старых приятелей Велтшем, чтобы воспользоваться его журналом «Самооборона». Увы, он оказался слишком слабым и безропотным, мне такие люди не по вкусу. Вскоре я нашел товарищей с более радикальным настроем. Чтобы досадить всем, кто считает евреев клопами цивилизации, я с радостью принял новое обличье. И теперь мы ведем войну, используя террор и насилие, во имя создания в Палестине государства евреев. Ты же, со своей дурацкой борьбой с преступностью, встал на моем пути здесь, в Америке, поэтому я решил просто раздавить тебя. Ирония судьбы, не вспомнившей нашу былую связь, — всего лишь подтверждение тому, что мне продолжает улыбаться Яхве.

— И что ты намерен со мной сделать?

Брод неожиданно достал спелое ярко-красное яблоко. Потерев его о рукав, откусил и начал со смаком жевать, словно насмехаясь над пленником.

— Запишу тебя добровольцем на научный эксперимент. Ты, как видишь, привязан к уникальному устройству, созданному для убеждения врагов сионизма в том, что они заблуждаются. Над тобой часовой механизм, который соединен рядом моторчиков с так называемой бороной. Он отрегулирован так, чтобы через определенные промежутки времени приводить ее в движение.

На конце бороны расположены два типа игл, образующих различные надписи. Рядом с каждой длинной иглой вставлена короткая. Длинная производит нечто вроде татуировки без чернил, входя глубоко в плоть, а короткая выпрыскивает воду, смывая кровь, чтобы надпись оставалась четкой. Вода с кровью стекает по тонким стокам в более широкие и затем по сливной трубе.

— Понятно. И какие слова ты решил выгранить на моей коже?

— Выдержки из Талмуда о том, как надо поступать с предателями еврейской расы!

Выбросив огрызок, Брод вышел из поля зрения Кафки. В тот же миг Кафка почувствовал, как треснула ткань, обнажив спину.