— Она начинала здесь. Мы все помогаем с растениями, но Верити испытывала к ним искреннюю страсть.

— А когда вы начали испытывать к ним страсть?

— Это не одно и то же. Мне нравится это занятие, но для меня оно — средство достижения цели, а не удовольствие, как для нее. Меня научила одна из первых женщин, живших со мной в доме.

Каслфорд примостился бедром на рабочем столе и посмотрел на Дафну. Внезапно ей показалось, что фонарь находится очень далеко. Каслфорда окутывал лунный свет, а не освещала далекая свеча в фонаре.

— Вы говорите так, будто этой учительницы давно здесь нет. Это не леди Хоксуэлл и не леди Себастьян. Полагаю, миссис Олбрайтон тоже когда-то жила здесь?

— Я удивлена. Вы запомнили такие мелкие подробности о людях, не имеющих никакого отношения к вашей жизни?

— Я запоминаю все, что захочу. — Он склонил голову набок и посмотрел на Дафну. — И сколько женщин пришли и ушли, пока вы тут живете?

Вопрос вызвал тоску и разворошил прятавшийся глубоко в душе постоянный страх, что однажды наступит день, когда временные сестры перестанут искать прибежища в ее доме и она останется одна.

— Должно быть, иногда вы им завидуете, — сказал Каслфорд. — Завидуете их возвращению в мир и их семьям, которые они строят.

Его слова пронзили ей сердце. Дафна не могла отрицать его правоту, и во второй раз за этот день она резко вспылила.

Как он смеет быть таким грубым?! Уж лучше бы продолжал соблазнять, чем задавать свои назойливые вопросы…

— Я за них счастлива! — В голосе явно прозвучало раздражение. — Они остаются моими подругами и близки моему сердцу, как сестры.

— Я не говорил, что вы за них не радуетесь. Я всего лишь заметил, что…

— Я слышала, что вы сказали, и догадываюсь, на что намекали. Я вовсе не печальная дамочка, изнывающая от тоски и мечтающая о приемах и утренних визитах, лорд Каслфорд. Что касается супружества, то я достаточно зрелый человек и понимаю: на свете слишком мало мужчин, достойных моих усилий, поэтому я испытываю искреннее облегчение, зная, что подобное будущее для меня исключено.

Он посмотрел на нее долгим взглядом, и Дафна вновь заметила лукавые искорки, возникшие в его темных глазах.

— Боюсь, я опять вас расстроил.

— Вовсе нет.

— Вы снова покраснели.

— Вздор. Свет очень тусклый, вы просто не можете видеть цвета моего лица.

— Зато могу его слышать и чувствовать. — Внезапно он оттолкнулся от стола, оказался прямо перед ней и, к ее потрясению, положил ладонь ей на щеку.

Он поразил ее, просто ошеломил не только своей дерзостью, но и ощущением, вызванным его ладонью на ее щеке. Кожа на его руке была такой же безупречной, как выглядела, словно теплый бархат.

Он придвинулся ближе, и его лицо нависло над ней.

— Возможно, это не расстройство, а опять крайнее удивление. Но в таком состоянии вы просто ослепительны. Сильные эмоции вам идут.

Они ей не шли. Они ее смущали. Они ее ослабляли. Из-за них она стояла и беспардонно глазела на красивого мужчину, позволяющего себе непростительные вольности, вместо того чтобы сохранять хладнокровие и поставить его на место. Дафна пыталась ухватиться за свое самообладание, но оно от нее ускользало. Он сознательно гипнотизирует ее, поглощает ее.

В голове забушевали яростные протесты и оскорбления, но голос отказывался повиноваться. «Вы не джентльмен, сэр!.. Я не одна из ваших непристойных голубок!.. Уберите руку, вы, негодяй!» Стоя так близко к нему, Дафна ощущала жар, исходивший от его тела. Его ладонь на ее щеке вызывала в Дафне невероятно постыдный отклик — трепет, покалывание, восхитительное, коварное возбуждение. «Вы чересчур дерзки!.. Как вы смеете вести себя так развязно?.. Подобное оскорбление неслыханно!» Этот человек — настоящий дьявол, она должна взять себя в руки и…

— Сколько времени прошло, миссис Джойс, с тех пор, как вас куда-нибудь поцеловал мужчина, хотя бы в губы?

«Куда-нибудь?»

Его дыхание овевало ее губы, голова кружилась, кровь быстрее бежала по жилам.

— Думаю, уже много лет. Слишком греховное и бесполезное занятие.

Его присутствие окутывало ее, а потом ее обвили его руки.

Поцелуй, осторожный, но уверенный. Дафна подавила порыв закрыть глаза и уплыть на волне удовольствия, но искушение было сильнее, чем она могла предположить. Несмотря на потрясение, Дафна пыталась удержать сказочную волну наслаждения, грозившую захлестнуть ее и утопить всякое представление о самой себе.

О, это так сладко, так трогательно, что ей хотелось заплакать. Тепло заливало ее сердце. Та ее часть, от которой она давно отказалась, которую давно похоронила и которую игнорировала, рвалась освободиться и запеть. В этом объятии она снова стала девушкой.

«Ты для него всего лишь игрушка. Уж кому, как не тебе, это знать?..» Это наконец-то прорезался внутренний голос. Дафна видела все происходящее, словно смотрела через стеклянные панели оранжереи.

Она ответила на его поцелуй, и он превратился в два поцелуя, потом в несколько, и каждый из них был настойчивым и жарким. Она сделалась в его объятиях податливой и уступчивой, и он прижимал ее к себе все крепче. Его руки двигались, искушая ее постыдными ласками, гладили ее спину, бока и, о святые небеса, бедра!

Она слышала собственные вздохи, ахала, когда эти мучительные ощущения пронизывали ее насквозь, становясь все сильнее. Она отметила, что ласкающие руки передвинулись выше, теперь приближаясь к груди, и соски заныли, ожидая прикосновения, которое лишит ее остатков воли.

Она видела собственное грехопадение, стремительное, как у одинокой тоскующей вдовы, за которую он ее принимает.

«Ты должна прекратить это немедленно, иначе потом он не обратит на твои попытки внимания!» — пронзительно прокричал голос у нее в голове. Реальность нежелательно напомнила о губительной уязвимости женщин, оставшихся один на один с миром.

Трудно было остановиться, труднее, чем она предполагала, хотя она едва знакома с ним и ей вовсе не требуется объяснять, какова цена подобной страсти. Он, конечно, понял это сразу же, едва она позволила первую вольность.

И все же Дафна собралась с силами и заставила тело, а потом и губы оцепенеть. Он заметил это сразу и прекратил поцелуй. Она знала, что далеко не все мужчины поступили бы так в подобных обстоятельствах. Каслфорд пытливо посмотрел ей в глаза, но она не пожелала ответить на его, взгляд. И тогда он опустил руки и шагнул назад.

В наступившей напряженной тишине Дафна с трудом собрала остатки самообладания. Она не могла винить его за оскорбление. Если вспомнить, как повела себя она сама, это было бы смешно. Но зато она твердо решила, что не побежит от него прочь, как испуганная мышка.

Повернувшись, Дафна беззаботно показала на дальнюю стену оранжереи.