Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Садитесь, девушка.
Сотрудница вновь поднесла трубку к уху. Я опустилась на пластиковый стул и стала ждать.
Договорив по телефону, женщина повернулась к низкому шкафчику.
– К семье уже прикреплена соцработница?
Об этом я не подумала. Я примчалась сюда со всех ног, решив добыть для Уильямсов достойную квартиру, но следовало догадаться, что если они получают социальную помощь, то у них должна быть и соцработница.
– Да, мэм.
– Значит, она и должна заполнить бумаги. Вы знаете, как ее зовут?
– Нет, мэм.
Она взглянула на документы, лежащие на столе, и, казалось, задумалась о чем-то другом.
– Скажите, пусть придет к нам, и мы запустим процесс.
– Если дадите мне документы, то я все устрою сама. Мы с ней как раз встречаемся на следующей неделе.
Теперь я уже откровенно врала. Мои слова про социальную помощь были лишь логичным предположением. Но воображаемая встреча с соцработницей Уильямсов – это ложь совсем другого порядка.
– Сколько в семье человек?
– Четверо.
– Значит, квартира нужна с двумя спальнями?
– Нет, с тремя. С ними еще живет бабушка.
Сотрудница нахмурилась.
– Таких квартир у нас немного. На них высокий спрос, а семьи бывают и многочисленнее, чем ваша.
– Да, разумеется, мэм.
– Мы сейчас расселяем пятерых человек по двум спальням. Вот настолько у нас мало квартир. Правда, через пару лет должны построить еще несколько блоков. Если записать ваших пациенток в лист ожидания…
– Нет. – Пишущая машинка на другом конце офиса смолкла, и я стала говорить тише. – То есть… эти люди живут почти что в хлеву, понимаете, миссис… – я посмотрела на табличку с именем на столе, – миссис Ливингстон. В грязной хибаре на задворках фермы.
Моя находчивость удивляла даже меня саму. Я напирала на эту женщину прямо как Дайан Кэрол в той серии «Джулии», где она убеждает доктора Чегли разрешить семье отработать лечение сына[11].
– Понимаю. Но к нам приходят и бездомные люди, мисс…
– Таунсенд. – Я закинула ногу на ногу. – Эта семья все равно что бездомная. Их жилище домом точно не назовешь. Все прогнило до дыр, вы бы видели. А у них еще и бабушка. Не представляю, как они там живут, когда сквозь щели свистит ветер и заливает дождь.
Из меня вышла бы неплохая актриса – вот только все это было правдой. Все, кроме встречи с соцработницей Уильямсов. Миссис Ливингстон опять наклонилась к шкафчику.
– Пусть соцработница заполнит бумаги, а потом даст семье подписать.
Я забрала документы.
– Да, мэм. Спасибо. Я передам ей. Большое спасибо.
Возвращаясь к машине, я держала документы в вытянутой руке, боясь ненароком их помять. Я сделала первый шаг к улучшению жизни Уильямсов, и мне было приятно это осознавать. Может, добыв им квартиру, я смогу загладить вину за то, что сделала младшей сестре тот укол. Вот ради чего я устроилась в клинику. Как и Алиша, я хотела делать людям добро – в доказательство, что Бог существует.
7
Выяснить имя социальной работницы оказалось сложнее, чем я ожидала. В медкарте никакой информации не нашлось. Похоже, помимо обращения в агентство, способ оставался один – узнать у Пат Уильямс, бабушки. Но у нее могли возникнуть вопросы, а я не хотела раскрывать семейству свой план, пока не было уверенности, что все получится. Нужно найти другой путь.
В ту же неделю, во время уборки, я спросила у Вэл, не знает ли она, где искать контакты социальных работников. Она предложила обратиться в больницу Святого Иуды Фаддея, которая курировала несколько программ соцподдержки в Монтгомери.
– И еще вопрос. – Я перестала подметать. Мы наводили порядок во втором смотровом кабинете. Пока я говорила, Вэл опрыскала койку отбеливающим раствором и протерла пол шваброй. – Почему, по-твоему, миссис Сигер наняла только черных медсестер? Неужто в Алабаме не нашлось белых?
– Тише ты. Работа не дорога?
Вэл выучилась на медсестру, когда дети выросли и стали жить отдельно. После смерти мужа ей выплатили страховку, и она решила потратить эти деньги на курсы, искренне веря, что на такой путь ее наставил дух покойного. Как я успела понять, Вэл терпеть не могла, когда кто-нибудь выражал недовольство. Еще бы – сама она была бесконечно благодарна судьбе.
– Просто интересно, – ответила я.
– Извини, Сивил, не хотела грубить. Может, им кажется, что нам легче общаться с такими семьями. Но куда уж там… Вчера пациентка на меня шипела, как дикая кошка, прямо ерзала на диване. Двадцать два года девчонке, а уже трое детей.
– Шипела? Из-за чего?
– Не хотела делать укол. Это ее мать настояла.
На мгновение задержав взгляд на Вэл, я принялась открывать шкафчики, проверяя, везде ли порядок. Слева: шприцы, склянки, бинты, спиртовые салфетки, латексные перчатки. Справа: презервативы, гинекологическое зеркало, ретрактор, кюретка, пластиковые таблетницы.
– Пациентки, к которым я должна ездить, совсем еще дети, – сказала я. – Девочки одиннадцати и тринадцати лет. Я знала, что нам придется бывать за пределами города, но у этой семьи не дом, а кошмар. Нельзя, чтобы люди жили в таких условиях.
– Ага, многие вот так ютятся на земле белых. Ты же знала об этом, детка?
– Да, – соврала я. Папа оказал дурную услугу, заверяя меня, что мы ничем не лучше других черных, и при этом отгораживая от всего происходящего вне Сентенниал-Хилла.
– Вот и славно. А то вдруг ты ни слухом ни духом. Белый этот небось им платит гроши. По-моему, это все та же издольщина.
– Думать больно о людях, которые так живут. Ты бы знала, чем они пахнут. Это чудовищно. Нужно их оттуда вытащить.
Я замолчала, ожидая ответа. Вэл явно меня услышала, хотя на лице ее не дрогнул ни один мускул. Наконец, наклонившись и выжав швабру, она спросила:
– Скажи-ка мне вот что. Где их папаша будет работать, если съедет от своего белого?
Так далеко я план не продумала.
– Пойми, детка, лучшая помощь – это гарантировать, что его дочки не залетят. Помни, как им приходится жить, и представь, что ждет несчастного младенца, если одна из них все же родит.
– По-твоему, я об этом не думаю? Но мы можем сделать больше. Мне что, приезжать и притворяться, будто не вижу, как им тяжело?
– Сивил, – сказала Вэл, – каждый должен мириться с тем, что дает ему Бог.
Мы закончили уборку. Кроме нас, в клинике
