С земли поднимается раненый боевик. Опираясь на палку и хромая, направляется к федералу.

– Ну ты, мудила, сел, быстро. Быстро! – собровец направляет в его сторону автомат.

Пленный послушно садится. Собровцы внушают страх, но чеченец все же решается:

– Командир, поговорить надо… Последнее время мы жили в Шатое. Потом Гелаев повел нас на Комсомольское. Сказал, что впереди Урус-Мартан – новая столица ваххабитов. Там нас ждут, там двести ваххабитов с оружием. Там федералы нас будут бояться. Но Гелаев ушел. Не знаем куда, мы давно его не видели. Зато в горах осталось много наших. Если нас не убьют, мы могли бы им объяснить, что нужно сдаваться. Мы понимаем, что федералы нас ненавидят, но нас уже ненавидят и сами чеченцы. За Шатой, за Комсомольское. Не знаю, простят ли.

К вечеру 20 марта стало известно, что в плен сдалось 76 боевиков. Ночью должны были «принять» еще 12, однако из-за начавшейся перестрелки коридор для их выхода был закрыт до утра.

Тех, кто успел сдаться, на вертолетах отправили в Ханкалу. Но из 76 пленных туда добрались только 72. Остальные, наверное, попытались сбежать по дороге. Впрочем, они не первые. Вот недавно в Ханкале умер наемник-уйгур, гражданин КНР. Его тоже взяли в Комсомольском, но на неделю раньше. Потом несколько дней проводили следственные мероприятия. Он, наверное, тоже хотел сбежать. А может, просто здоровье подкачало.

Однако пленным всегда рады. Например, тех, что привезли сейчас в Ханкалу, спецназ приветствовал прямо на взлетной площадке.

Из открытой двери вертолета выпадает первый чеченец. Его поднимают и тащат по коридору между двумя шеренгами военных. Второй идет сам, но тут же получает пинок в бок. Так приветствуют всех, но особенно рады снайперше. Та буквально вылетает из вертолета на бетон. Подняться после такой встречи смогли не все.

– Ничего, очухаются, – обнадежил майор, прилетевший вместе с пленными из Комсомольского.

– Зачем бьете, они же пленные? – говорю майору.

– На войне, ребенок, есть только одно правило. Один закон. Месть. За своих. Ты видела, что они с нашими бойцами делали? И не надо тебе этого видеть. А кто видел, не забудет. У меня пятеро ребят погибло из-за этой мрази. И друг один. И вообще, я считаю, что пленных на этой войне просто нельзя брать. Хотя им и так будет несладко. Сначала – Чернокозово, потом – суд, потом – зона где-нибудь в Сибири, в тайге. А там этих отморозков не любят.

Но моджахедов такая перспектива, видимо, вполне устраивает: вчера утром в Комсомольском сдалось еще 15 боевиков. Шли без оружия, руки за голову.

В тот же день генерал Лабунец объявил, что войсковая и оперативно-поисковая операция в Комсомольском завершена.

30.03.2000. Мясорубка Гелаева

В Автуры, в штаб объединенной группировки «Восток», мы прилетели вечером 28 марта. Командующий группировкой генерал Сергей Макаров в начищенных до блеска ботинках встретил нас у штабной палатки:

– Рассказывать-то нечего. Война закончилась, а найти и обезвредить оставшиеся группы бандитов – дело милиции. Это вы выдумываете информацию о захвате Ножай-Юрта, скоплениях боевиков… Отстранить бы вас от работы дней на десять!

– Но скопления боевиков не легенда, об этом сообщают каждый день в информационных сводках.

– Да кто их видел, эти скопления?! Вот кричат, что мужское население в чеченских селах увеличивается. Так мы и добиваемся, чтобы они из леса домой вернулись. А там увидели, что их жен и сестер не насиловали русские солдаты, что дома можно восстановить, и занялись мирным трудом.

– Но под Центороем была попытка прорыва боевиков?

– Не было никакого прорыва! Двадцать человек, у которых руки по локоть в крови, – это скопление боевиков? Да им деваться некуда, вот и пытаются улизнуть. Да не получается!

– Судя по тем же сообщениям из пресс-центра штаба ОГВ, Масхадов и Басаев находятся в Веденском районе.

– В Веденском, или в Ножай-Юртовском, или вообще за пределами республики – кому об этом известно? Кто видел их в Ведено? А если видели, почему не поймали?

Ночью под Автурами началась перестрелка. Едва стихло, в палатку вбежал седой полковник:

– Тушите свет и сидите тихо. Если повторится стрельба, бегите в соседний ангар, оттуда я вас эвакуирую. Вокруг «духи» ходят, ищут, где прорваться. Но здесь двойная линия обороны, десант, СОБРы. Должны выдержать.

Наутро мы собирались лететь в Ведено. О том, что полет отменяется, стало известно часов в десять.

– В районе напали на колонну внутренних войск. Там настоящая мясорубка! – рассказал знакомый офицер.

Колонна с продовольствием, направляющаяся в одно из подразделений южнее Ведено, была обстреляна с ближайшей высоты. Пока удалось вызвать и скорректировать огонь авиации и артиллерии, три БТР и два «уазика» были подбиты из гранатометов. Находившиеся в них солдаты и офицеры погибли или были ранены. Генерал Макаров с утра не выходил из палатки. Штабные офицеры сообщали самые противоречивые сведения. Говорят, что о готовящемся нападении знали еще накануне, но ни одна колонна в этот день не должна была проходить в этом районе.

Весь день мы пытались вылететь из Автуров к месту боя. Разгоряченные летчики, десантники, разведчики матерились и кричали, что мы всем мешаем. К 16.00 какой-то полковник штабной разведки согласился взять нас на борт:

– Сам я лечу на место боя, вас выкину под Энгеноем. Там 104-й полк ВДВ, они воевали сегодня весь день.

Мы выпрыгнули из вертолета, помахали полковнику, и вертолет ушел к месту боя. В расположении воздушно-десантного полка также неспокойно. Весь день в штабе слушали радиопереговоры боевиков. Выяснилось, что напавшими на колонну руководит «ангел». Это позывной Руслана Гелаева, о разгроме которого в Комсомольском так много говорили.

На подмогу расстрелянной колонне вышли бронегруппа пермского ОМОНа и комендантская рота, но их тоже обстреляли. Был подбит еще один БТР. Боевики также понесли потери, но в горы, как обычно, не ушли. Из последнего радиоперехвата разведчики узнали, что Гелаев дал своим команду разбить блокпост, расположенный неподалеку от нас, на высоте 813. Что происходило дальше, узнать не удалось. Командир полка, ошалело посмотрев на нас, закричал:

– Кто пустил?! Все назад! На борт!

До взлетной площадки нас сопровождал боец с автоматом наперевес. Сквозь шум закручивающихся лопастей мы услышали мощные залпы «Града», которыми федералы пытались достать Гелаева.

После истории с Геной Алехиным я поняла одну вещь – с пресс-службой ездить не надо. Если они и берут тебя с собой, то, как правило, ты сначала ждешь этой милости несколько дней, потом они привозят тебя куда-то на час, загружают ненужной информацией и, не давая шагу ступить, увозят обратно. Результат таких поездок нулевой.

Я стала ездить сама.

Конечно, пришлось отказаться от открытой одежды, которая спасала меня в летней, невыносимо жаркой Ханкале. И теперь, даже при сорокаградусной жаре, я носила джинсы и рубашку с длинным рукавом. Я выходила из Ханкалы на трассу, голосовала, садилась в первую остановившуюся машину и ехала в Грозный, Аргун, Гудермес. Я не безбашенная, какой меня считали тогда мои коллеги на военной базе, и мне было очень страшно – я понимала, что могу не вернуться назад, но у меня была какая-то счастливая уверенность в том, что ничего плохого со мной не случится. Сейчас я знаю, отчего это было – просто в 20 лет все такие.