И конечно, стоило ему принять это в высшей степени благоразумное решение, как в памяти возникли изящный овал лица, нежные полные губы и очертания стройной фигуры под простым дорожным платьем. Все-таки талия у нее поразительно тонкая… должно быть, грудь очень маленькая, прямо как две половинки персика… она даже не приподнимет пряди волос, если их распустить…

– Траск, ты, как видно, решил уступить мне немного своих деньжат, – хмыкнул Уоллес. – Советую подождать Тома, он тоже захочет запустить руку в твой выигрыш.

– Том Кемден за всю жизнь не выиграл себе на табак, – проворчал Брендон, не на шутку рассердившись на себя.

Еще и восьми часов не прошло, как он взвалил на себя обузу в виде мисс Уиллз, – и вот тебе, пожалуйста, от нее уже неприятности! Нет уж, так дело не пойдет.

– Мисс Уиллз, время ужинать, – раздалось из-за двери после энергичного стука.

Это был голос Траска. Присцилла зажала рот рукой, чтобы удержать рвотный позыв, и кое-как ухитрилась ответить.

– Я… я еще не проголодалась…

– Ну, нет так нет. – В голосе Траска она уловила явное облегчение. – Я распоряжусь, чтобы позже вам принесли ужин в каюту.

– Сп… спасибо.

Представив поднос с едой, она рванулась к ночному горшку. Нечеловеческим усилием воли девушка сдерживалась до тех пор, пока шаги за дверью не затихли, потом склонилась над горшком. Она насквозь промокла от заливавшего ее пота – то горячего, то холодного. Вот уже шестой раз с начала шторма ее выворачивало наизнанку.

«Боже, Боже милосердный, только не дай ему догадаться, что со мной!»

Кое-как Присцилла заползла на койку и скорчилась там, на боку, подтянув колени к подбородку и надеясь унять тошноту. Она молилась, чтобы море успокоилось и ей стало хоть немного лучше. Девушка впала было в тяжелую дремоту, но сильнейшая качка вскоре опять вызвала у нее приступ тошноты. Нет, ей попросту не выдержать пяти дней такой пытки!

Собравшись с силами, она отерла лицо влажным полотенцем и начала дрожащими пальцами расстегивать пуговицы платья. Какое счастье, что застежка спереди, а не на спине! Избавившись от платья и тяжелых дорожных нижних юбок, она принялась расшнуровывать корсет. Казалось, это заняло целую вечность. Наконец, покончив и с этим, Присцилла сняла влажную сорочку и панталоны, кое-как натянула ночную рубашку и уже почувствовала себя лучше, но тут пароход накренился и все повторилось. После нового приступа рвоты, почти теряя сознание от слабости, она рухнула на узкую корабельную койку.

В дверь постучали, негромко и вежливо. Это вывело Присциллу из дремоты.

– Мисс Уиллз, это стюард, – раздался уже знакомый голос. – Я принес вам ужин, сегодня очень вкусный.

К горлу сразу подступила тошнота. Присцилла судорожно сглотнула.

– Я еще не голодна, – проговорила она, стараясь не застонать. – Спасибо за заботу.

– С вами все в порядке, мисс Уиллз? Может, вы неважно себя чувствуете? – В тоне стюарда прозвучала тревога.

– Все хорошо… просто отлично, – собрав все силы, солгала она. – Позже я спущусь и поужинаю вместе с другими пассажирами.

Присцилла повторяла это каждый вечер вот уже три дня и стюарду, и Траску, если тот заходил, что случалось не часто. Должно быть, он-то ей верил, поскольку каждый раз выказывал облегчение и быстро оставлял девушку в покое.

На самом же деле она не покидала каюту, в последнее время у нее уже не было на это сил. Присцилла лежала на койке, вставая лишь для того, чтобы опорожнить желудок, в котором давно уже не было ничего, кроме желчи. Возможно, она и пожевала бы какую-нибудь корочку, если бы в комнате не застоялся этот отвратительный запах. Нельзя допустить, чтобы стюард вошел сюда. Как только появятся силы, она вынесет горшок и проветрит каюту, а пока…

Рокот корабельного двигателя убаюкивал. Присцилла попыталась принять более удобную позу и едва не смахнула с койки томик стихов Роберта Бернса, так и не прочитанный. Она нащупала томик и открыла его, но рука так сильно дрожала, что небольшая книга в кожаном переплете упала-таки на пол. В запертой каюте было ужасающе душно, а запах от ночного горшка усиливал тошноту.

До Корпус-Кристи еще два дня… или три? Присцилла потеряла счет времени в этом аду. Но не может же это продолжаться всю дорогу! Когда-нибудь шторм прекратится, она поднимется и приберет в каюте раньше, чем кто-нибудь заподозрит, что ей пришлось пережить. Тошнота, рвота – до этого леди не должна опускаться.

И пусть она останется настоящей леди в глазах своего проводника. Одна мысль о том, что Брендон Траск увидит ее в настолько жалком виде: мокрую от пота, бледную, едва держащуюся на ногах – вызвала новый приступ головокружения.

Нет, только не это!

Присцилла могла бы задуматься о том, почему мнение этого человека так важно для нее, но была слишком измучена.

– Прошу прощения, сэр, – обратился стюард к Брендону, – не вы ли сопровождаете молодую леди?

– Допустим, а в чем дело?

Брендон сидел на бухте каната в углу верхней палубы, опираясь спиной на надстройку, подняв ноги на перила и положив их одну на другую. В этой удобной позе он рассеянно смотрел на луну до появления стюарда.

– Сэр, молодая леди очень меня беспокоит. Видите ли, по вашему распоряжению я каждый вечер ношу ей ужин…

Только тут Брендон обратил внимание на поднос, прикрытый чистой салфеткой. Стюард, худощавый брюнет лет тридцати, с тонкими, как ниточка, усиками, держал его в руках.

– И что же?

– Каждый раз она отвечает одно и то же: что позже спустится в салон и поужинает с другими пассажирами. Леди даже не открывает, разговаривает со мной через дверь.

– Значит, она ужинает в салоне, – нетерпеливо предположил Брендон, чувствуя себя неловко, так как совершенно пренебрегал Присциллой все это время.

– Но никто из пассажиров не видел ее в салоне. Сначала я решил, что леди ест позже, что-нибудь легкое, однако, по словам кока, он не получал отдельных заказов. Сэр, мне кажется… – стюард наклонился и понизил голос, – что леди ничего не ест вот уже три дня.

– Что?! – Брендон вскочил. – Нет, этого не может быть. Какая нелепость!

Однако он припомнил, что и сам слышал изо дня в день те же слова, что и стюард.

– Сэр, все дело в том, что мы попали в шторм. У леди, возможно, хрупкое здоровье, а если она еще и подвержена морской болезни…

– Дьявольщина! Проклятие!

Уже в следующую секунду Брендон понял, что стюард совершенно прав. Присцилла Мэй Уиллз, в высшей степени благопристойная леди, не могла допустить, чтобы ее видели жалкой и больной. Не слушая больше стюарда, он бросился к лестнице, ведущей к пассажирским каютам.

Оказавшись перед каютой Присциллы, Брендон заколотил в дверь что было сил. Подоспевший стюард обеспокоено топтался в сторонке.