– Молодец, – подытожила Кира.

Каждый понедельник я вхожу в интернат с замиранием сердца: что-то ждет меня после выходных?

Едва я попала в длинный коридор этажа начальных классов, от пестрой массы детей отделилась рыжая точка и устремилась в мою сторону.

Карина Грошева бежала, как умеет бежать только она, словно ей на старте свистком была дана команда «марш!», а на финише ждет заветный приз. При этом в затылок дышат сильные, тренированные соперники.

Призом являюсь я. Соперники Карины – весь мой 2-й «Б», который толпился у дверей класса, ожидая меня.

Девчонка – рыжая, маленькая, стремительная, как пуля, ударилась головой о мой живот. Я и охнуть не успела, как она обхватила меня цепкими ручками. Сжала, как прищепка.

– Светланочка Николаевна! – выдохнула она и прижалась к моему животу щекой и ухом.

– Здравствуй, Карина, – спокойно сказала я и провела легонько по ее волосам. – Как прошли выходные?

Пока мы шли по коридору, она крепко держала меня за талию и заглядывала в глаза. Ее взгляд умоляющий. Я бы даже сказала – он выражал муку. Она словно не слышала вопроса, но я знаю, что это не так.

– Вы такая красивая с-сегодня, – с умилением промолвила она. – У вас новый к-костюмчик…

Я поймала на себе хмурый и насмешливый взгляд Паши Скворцова. Хотелось бы отцепить от себя Карину, но это не так просто.

Девочка немного заикается. Когда начинает спешить или волнуется, это особенно заметно. Заикание сильно осложняет ей жизнь. Мальчишки обожают ее передразнивать.

Едва мы зашли в класс, Карина начала взахлеб отвечать на мой вопрос:

– Без вас было так с-скучно, Светлана Николаевна! В субботу была уборка, потом б-баня. На ужин давали п-п-печенье. Вечером смотрели с-с-сериал, а Кузьмичева из восьмого класса подралась с Г-г-гусевой. А вы уже знаете, что Гусева б-бе-беременна?

Я еще раз тщетно попыталась отцепить от себя Карину и ответить на приветствия остальных детей. Мальчики старались привлечь мое внимание потасовками между собой, новыми трюками и всякими глупостями. А девочки стремились до меня дотронуться, а если повезет – занять место Карины. Но это было нелегко. Грошева смотрела мне в глаза нежным, преданным взглядом, а сама потихоньку отодвигала конкуренток свободной рукой и даже ногой. Но дети теснили ее. Я же всегда стараюсь уделить внимание каждому – до того, как прозвенит звонок.

Я провела по стриженой голове Вовы Ширяева, другой рукой обняла Таню Репину, попутно задала вопросы:

– Катя, ты читала? Проверим сегодня. Коля, покажи руки. Молодец, сделал, что я просила. Что, Юлечка, ты мне хочешь показать?

Они все еще толпились возле меня, потихоньку толкаясь и щипая друг друга, когда Юля Зуйко, приходящая, домашняя девочка, достала из своего портфеля и торжественно понесла мне свое достижение – собственноручно связанный шарф.

– Сама связала? – изумленно ахнула я. Мне действительно в диковинку такое. Сама я ни вязать, ни шить не умею.

Интернатские девочки ревниво затихли. Карина все еще держала меня за талию.

– Бабушка только показала. Это легко. – Юлино личико дружелюбно и доверчиво. У нее карие глаза, что роднит ее для меня с моей Иришкой. Мне очень симпатична Юля. – Тут нетрудно. Лицевая, изнаночная, лицевая, изнаночная.

– Молодец! – похвалила я. – У меня никогда не хватало усидчивости самой связать что-нибудь.

– Я вам к Восьмому марта обязательно свяжу такой же! – заявила Юля, и я ничего не успела ответить.

– Врешь ты все! – крикнула Карина, и лицо ее стало красным, веснушки потемнели. – Это твоя б-б-бабушка вязала, а не ты!

– Нет, я! – попыталась защититься Юля. – Я показать могу!

Карина оторвалась от меня, схватила шарф и швырнула в Юлю.

– Бешеная! – возмущенно воскликнула Юля, поднимая шарф.

Образумить Грошеву мне не удалось, она уже не видела меня. Она вцепилась в Юлю как клещ. В глазах – ярость, даже ненависть.

Юля завизжала. Ширяев и Скворцов бросились к дерущимся, но они мне только мешали. Я прыгала вокруг детей и кудахтала, как клушка.

– Карина! – крикнула я. – Прекрати сейчас же!

– Мама! – отчаянно завопила Юля, закрывая расцарапанное лицо.

Мальчикам удалось схватить Карину и даже оттащить ее от жертвы, но и им досталось. Грошева вертелась волчком, при этом шустро орудовала кулаками и локтями. Она била куда попало. В такие минуты мне кажется, что маленькая Грошева обладает силой взрослого мужчины. Но это всего лишь поведение затравленного зверька. Она кусает, царапает и пинает одновременно.

– Девочки, зовите медсестру, – приказала я, и Таня Репина сорвалась с места. За ней устремилась Катя.

– Ширяев! Скворцов! – выкрикнула я. – Да отойдите же вы оба!

Ширяев разозлился и от этого начал браниться:

– Дура! Шалава! Шлюха! П…да!

Весь запас своего мата Вова охотно вывалил на Карину. Мой невнушительный голос утонул в криках 2-го «Б».

Красная, растрепанная, с перекошенным лицом, Карина вдруг бросила в лицо горько ревущей Юльки:

– Зови, зови свою мать! Не н-нужна ты ей! Твоя мать – б…ь!

Юлины глаза на миг распахнулись, и в следующее мгновение плач перешел в рыдания.

На пороге выросла школьная медсестра Зинаида Карповна – и вовремя. Грошева уже лежала на полу, задыхаясь от рыданий, и билась головой об пол, сучила ногами.

– Ну, ну, моя милая, – приговаривала Зинаида Карповна, решительно направляясь в сторону Карины. Истерика внезапно прекратилась. Грошева сдулась, как проколотый шарик. Зинаида Карповна легко подняла девочку и понесла на руках, прижимая к груди, как трехлетнего ребенка. Грошева на руках медсестры – обмякшая и бессильная, как тряпочная кукла.

Еще минут десять от урока ушло на то, чтобы успокоить рыдающую Юльку. Чистенькая, ухоженная, ласковая Юлька вздрагивала всем телом, икая от слез. От нее пахло мылом и корицей.

Я погладила ее по спине и пробормотала что-то утешительное. Мысли мои были о пропавшем уроке. Только бы на шум не явилась завуч. В интернате за глаза ее называли только по фамилии. Кондратьева – очень суровая женщина. Хотя я лично пока с ней не сталкивалась.

– Не слушай, Юля, что эта Грошева говорит про твою маму, – вклинилась Оля Ланочкина. – Она просто завидует, что у тебя бабуля есть. У самой-то Грошевой только мать, да и та к ней не приходит.

Кое-как мне удалось усадить перевозбужденный класс – девять мальчиков и восемь девочек, девятая – в медпункте. У нас – русский язык.

Я снова не укладывалась в план урока. Больше половины детей не усвоили материал предыдущей темы, и я, дав задание двоим, с остальными начала заново.