Чем ближе к великим горам, тем полноводней ручьи, тем чаще встречаются купола над входами в подземные лабиринты. Их окружают поля, изрытые шерванами, усеянные одинаковыми пирамидами склизких выделений. Свежие блестят на солнце влажными боками, старые высыхают и разваливаются. Дружинники с удовольствием глядят на знакомый пейзаж и думают о своих поместьях.

А Лашман был хмур и задумчив. Чаглави несколько раз пытался задавать вопросы, его-то, королевского оруженосца, беспокоило настроение владыки. Но король отвечал коротко и непонятно. Юноша видел, что у Лашмана зреет план, который тревожит самого короля… и который владыка Ночи желает держать в тайне – в том числе и от соратников. Чаглави знал причину беспокойства – она находилась далеко в будущем, десятки лет пройдут, прежде чем свершится то, что волнует Лашмана. Никому не ведомо, будут ли они живы спустя столь долгий срок. Один лишь король обязан глядеть так далеко вперед. Простые дружинники – не обязаны. Их тревоги не удаляются больше чем на три дня.

Когда великие горы из синей полосы на горизонте превратились в остроконечный частокол, так что можно было разглядеть знакомые вершины, и воители Ночи достигли вечной тени, дружинники стали отпрашиваться – навестить поместья, лежащие в стороне от дороги на Джейхур. Каждый обещал явиться не поздней, чем через три дня. Воины видели, что веселого пира в столице не будет, король Лашман спешит вовсе не на праздник – стало быть, пока владыка мрачен и озабочен, лучше навестить семью и проверить, как подрастают детишки, как жиреют домашние шерваны. Королю на глаза следует показываться, когда он весел и милостив.

Лашман отпускал воинов кивком, не тратил слов – будто боялся расплескать клубящиеся в голове мысли.

Ангварги неутомимо несли седоков, мерно перебирая сильными лапами, головы покачивались в такт на длинных шеях. Великие горы росли впереди, почва становилась все более влажной, а тень – все более густой. Наконец поредевшая колонна достигла столицы. Здесь было уже совсем прохладно, а вода многочисленных ручьев, бегущих с великих гор, журчала и пела повсюду. Дорога, вымощенная широкими плитами, вела к высоченным башням, между которых чернел зев ворот. По обе стороны дороги лежали болота, где плескались и ворочались шерваны – когда пресная вода в достатке, а солнце никогда не выглядывает из-за горных хребтов, черви могут не прятаться под землей. Здесь зародилась цивилизация Ночи. Пастухи и погонщики, занятые на пастбищах шерванов, махали вслед колонне, приветствуя храбрецов. Гонцы уже доставили весть о великой победе.

Стражи в воротах закричали, потрясая оружием. Воины славили подвиги короля и его спутников, они выражали сожаление, что не смогли принять участие в джейхурском побоище. Лашман ответил на приветствия взмахом руки и, не улыбаясь, направил черного ангварга к дворцу.

Внешне обиталище повелителя Ночи выглядит куда менее внушительно, нежели пирамида Джейхура, королевскому дворцу нет нужды символизировать великие горы – они отсюда и так хорошо видны. Округлый купол венчает невысокое сооружение, вокруг все вымощено истертыми каменными плитами. Камень, а не глина гончарных червей – вот истинная роскошь. Дело не в размерах, не в высоте кровли, ибо в глубину дворец повелителей Ночи уходит на десятки человеческих ростов, а подземные галереи тянутся из-под него на тысячи шагов. Им сотни лет.

Сейчас на площадь высыпали толпы обитателей дворца – жены, дети Лашмана, его слуги и сановники. Чаглави спрыгнул на камни и принял поводья черного ангварга. Когда король спешился, толпа встречающих дружно склонилась перед владыкой. Лашман подождал, пока спины разогнутся, отыскал взглядом в толпе массивную фигуру Дземдара и двинулся к старому слуге и другу. Придворные расступались перед королем. Все понимали, что если Лашман ведет себя необычно, тому есть причины.

– Дземдар, отправляйся в замок колдунов, сговорись о встрече. Я желаю видеть Юзифо Дженкинса. Немедленно.

Теперь Лашман, упрекавший джейхурцев в торопливости, спешил сам. У него было мало времени, отчаянно мало – всего-то десять или пятнадцать лет. Не больше.

* * *

Пока Дземдар находился в отлучке, король не обсуждал его миссию ни с кем. Лашман отдохнул, принял доклады управляющих шервановыми садками, выслушал погонщиков и пастухов. Король обошел дворец, обнял жен, понаблюдал, как упражняются в воинских искусствах сыновья, одарил привезенными из Джейхура бронзовыми клинками. Домочадцы расспрашивали короля о великом побоище, но владыка Ночи не стал рассказывать, ответил лишь:

– О славной битве у стен Джейхура вам поведают песни сказителей. Одна десятая часть от того, что услышите в песнях, – правда.

Король, как и всякий мужчина, был не прочь прихвастнуть. Даже если десятая часть от того, что припишут его доблести придворные поэты, оказалась бы правдой – это значило: Лашман – величайший из воинов, когда-либо живших под небом Ночи.

Жены обратили внимание: о чем бы ни беседовал владыка, мысли его далеко. Сперва каждая из них подумала, что супруг разлюбил ее, именно ее – но после, сопоставив наблюдения, собрачницы успокоились. Причина отрешенности супруга заключалась вовсе не в чувствах Лашмана к ним. Король озабочен, король встревожен. Верные жены не должны нарушать его сосредоточенность.

А владыка размышлял, что он сможет противопоставить десанту Дневных, когда варвары снова появятся у стен Джейхура. А они появятся, нет сомнений… И вовсе не известно наверняка, что горные колдуны снова снизойдут до такой милости – известить короля Ночи. Всем ведомо, что до сих пор они, хотя и рассуждали о равновесии, неизменно оказывали помощь Дневным варварам.

Даже если чародеи пожелают помочь, и тогда – сумеет ли войско Ночных одолеть врага без помощи шерванов? На протяжении веков варвары собирают все более многочисленные армии и вооружают их лучше. А умение Дневных сражаться строем – сродни волшебству. У них много волшебства… слабого, мелкого.

Благодаря начаткам магии, которые Дневные позаимствовали у колдунов, число и достаток южан растут. При том способе, каким набирают войско старейшины Дня, это означает, что растет число рекрутов, ибо Дневные – варвары и не понимают, что война не ремесло, а искусство. Они полагают, что войной следует заниматься всему народу, тогда как у Ночных это благородный образ жизни, удел высшей касты. Издревле почтеннейшие роды народа Ночи оттачивали и совершенствовали боевые приемы.

В любом поместье хранятся фамильные доспехи, имеющие определенный вид, родовитого северянина можно узнать по форме шлема и очертаниям панциря. Оружие каждого воина имеет собственное имя и историю. Меч обладает душой! Меч или палица – словно член семьи для потомственного воителя.

Дневные же стали изготавливать военное снаряжение из меди и бронзы. Мастер-оружейник изготовит тысячу одинаковых клинков – и где поместится душа? Как ей не заблудиться среди сонма неотличимых кусков металла? Нет, оружие Дневных бездушно, оно может быть теплым, словно человеческое тело, пока его держит рука воина, – и становится холодным, будучи оставлено. Лашман привез трофейные мечи, как игрушки для малышей, но когда дети подрастут – в бой они пойдут в доспехах из панциря ванмара и с роговым оружием, усаженным зубами бейраха. Тела могучих хищников помогли изготовить оружие, а души зверей пойдут, незримые, в бой рядом с воинами, станут пугать и лишать мужества врага, выпивать его отвагу, терзать душу. Хорошо бы в этом будущем бою воинам Ночи помогли шерваны…