Весна сменилась летом, а пизанские и генуэзские корабли не появились. Их присутствие было теперь жизненно необходимо не столько из стратегических соображений, сколько потому, что ничто более не могло возродить боевой дух восставших. Наконец отчаявшийся князь Роберт отправился на корабле в Пизу, якобы чтобы обратиться с последним призывом о помощи, но также, как можно подозревать, спасая свою шкуру; Райнульф остался один перед наступающей армией. Графа Алифанского при всех его недостатках нельзя упрекнуть в трусости. Видя, что столкновения с шурином не избежать, он стал собирать всех своих людей для последнего решительного сражения. Но было поздно. Приспешники Рожера, трудившиеся в округе, были щедры и настойчивы; местные рыцари и бароны, которые оставались на стороне Райнульфа, внезапно его покинули. Райнульф понял, что проиграл. Он отправил послов к Рожеру, объявив, что он подчиняется без всяких условий и отдает себя на милость короля.

В конце июня Рожер и Райнульф встретились в деревне Лауро около Авеллино. Если верить аббату из Телезе, это была впечатляющая сцена:

«Упав на колени перед королем, он (Райнульф) сперва пытался поцеловать его ноги, но король собственноручно поднял его и сам хотел его поцеловать. Граф его остановил, умоляя сперва прекратить гневаться на него. И король ответил от всего сердца, что он не гневается. «Далее, – сказал граф, – я прошу, чтобы ты с этих пор считал меня своим рабом». И король ответил: «Так я и буду считать». Тогда граф произнес: «Пусть сам Бог будет свидетелем сказанного между тобой и мной». – «Аминь», – проговорил король. И тотчас же король поцеловал его, и они долго стояли в обнимку, некоторые из присутствующих тайком утирали слезы радости».

Рожер явно был совсем в другом настроении, нежели то, в котором он разбирался с Танкредом из Конверсано и апулийскими мятежниками год назад. В знак примирения он вернул Райнульфу жену и сына, послуживших, хотели они того или нет, причиной стольких бед. Похоже, они были рады вернуться домой – факт, свидетельствующий, что графиня Матильда в своем давешнем нежелании возвращаться к мужу была не столь искренна, как казалось. Однако королевское великодушие имело свои пределы. Земли, которые изначально являлись частью приданого Матильды, Райнульфу не вернули, а кроме того, от него потребовали отдать все территории, которые он завоевал с начала вражды.

Теперь у Рожера остался только один враг – Роберт Капуанский. Он, по слухам, все еще порицал пизанцев за то, что те его бросили; и именно в Пизу поспешил королевский посланник с условиями Рожера: если князь вернется в Капую до середины августа и выразит свою покорность королю, он будет утвержден в правах на все свои владения, исключая те, которые король отвоевал во время последней войны. В противном случае, если он предпочтет не возвращаться в Капую, его сын будет возведен на капуанский трон, при том что сам Рожер будет выступать в качестве регента, пока мальчик не достигнет подобающего для правителя возраста. Если, однако, Роберт собирается продолжать бунт, его земли будут отобраны; его княжество прекратит свое существование как отдельная территориальная общность, и все входящие в него области перейдут под прямой контроль сицилийской короны. Он вправе выбирать. Не получив никакого ответа, король вступил в Капую.

Это был, рассказывает аббат из Телезе, большой и процветающий город, защищенный не только стенами и башнями, но также широкой рекой Волтурно, омывающей их основания; пара десятков плавучих водяных мельниц были причалены по ее берегам. Теперь, однако, Капуя не оказала сопротивления. Короля приветствовали в кафедральном соборе с почетом и – если верить аббату из Телезе – с радостью. После этого Рожер принял герцога Сергия Неаполитанского, занимавшего довольно двусмысленную позицию во всей истории. Он не признавал притязаний Рожера в южной Италии и не делал секрета из своих симпатий к восставшим, но каким-то образом добился того, что сам он и его город стояли в стороне от реальной борьбы. Когда Капуя оказалась в руках короля, Сергий понял, что у него более нет иного выбора, кроме как прийти к соглашению. Он преклонил колени перед королем и поклялся ему в верности и покорности.

Мятеж был полностью подавлен. Неделей ранее горожане Беневенто, в очередной раз сменив ориентиры, изгнали представителей папы Иннокентия и вновь встали на сторону Анаклета и короля; наконец, впервые за три года, по всей южной Италии воцарился мир. В предыдущие годы Рожер лишь с наступлением осени возвращался домой к своей семье в Палермо; в 1134 г. он был свободен к концу июля.

Но если Рожер, судя по всему, разрешил свои проблемы, для историка одна проблема остается. Что случилось с подкреплениями, обещанными мятежникам великими морскими городами-республиками северной Италии? Переговоры завершились, цена была согласована, дата установлена. Окончательное соглашение было подписано в Пизе в присутствии лично папы Иннокентия в феврале и ратифицировано мятежными баронами неделю или две спустя. Сотня кораблей, полностью укомплектованных людьми, должна была прибыть в марте. Если бы это произошло, события лета 1134 г. приняли бы совсем другой оборот. Но суда не появились. Что им помешало?

Два письма святого Бернара, адресованные соответственно пизанцам и генуэзцам, похоже, дают нам важный ключ к разрешению этой загадки. К пизанцам[7], характерным для него образом используя самого Всевышнего в качестве своего рупора, Бернар писал:

«Он сказал Иннокентию, своему помазаннику: «Здесь моя обитель, и я благословляю ее… С моей поддержкой пизанцы должны устоять перед атаками сицилийского тирана, не дрогнув перед угрозами, не соблазнившись подкупами и не обманувшись хитростями».

С генуэзцами Бернар говорит еще откровеннее:

«Я слышал, что вы приняли посланцев от графа (!) Рожера Сицилийского, но я не знаю, что они принесли и с чем вернулись. По правде, говоря словами поэта, «бойтесь данайцев, и дары приносящих». Если вы обнаружите среди своих соотечественников кого-то, кто настолько развращен, что держал в руках презренный металл, произведите немедленное расследование этого дела и судите его как врага вашего доброго имени и предателя»[8].

Не подкупил ли король Сицилии ранней весной 1131 г. пизанцев и генуэзцев, а может быть, еще и венецианцев – заставив их нарушить взятые обязательства и сознательно медлить с отправкой флота, который они обещали в помощь Роберту Капуанскому? Мы никогда не узнаем этого с точностью. Нам известно, однако, что Сицилия при своем неимоверно выгодном для торговли географическом положении и финансовой активности была богата – богаче, чем любое другое государство ее размеров на Средиземном море, за исключением, возможно, Венеции; мы знаем также, что Рожер был блестящий, хотя и бесчестный дипломат, который всегда предпочитал покупать своих врагов, а не бороться с ними и имел большой опыт в коррупции. Подозрения святого Бернара на его счет, возможно, излишне суровы, но сомнительно, чтобы они были полностью ошибочны.