Еще бы чуть-чуть, и больной снова бы вцепился ему в руку, но Торопов инстинктивно толкнул его в грудь. Мужчина не удержался на ногах и упал. Ударив по полу кулаком, он забился в истерике.

– Ну почему меня никто не понимает? Почему?!

Сначала к нему подбежал санитар, а затем появилась Эльвира Тимофеевна. Она вышла из глубины коридора, из полусумрака, в хорошо освещенный холл.

– И что здесь происходит? – с упреком глянув на Торопова, холодно спросила женщина.

– Он меня не понимает! Не понимает!! Не понимает!!! – Душевнобольной продолжал биться в истерике, но уже в тисках объятий, в которые заключил его санитар.

– Вы его ударили, Павел Евгеньевич? – глядя, как уводят пациента, спросила врач.

– Нет. Просто толкнул. Вернее, оттолкнул. Вот, рукав мне помял. А мог бы и порвать…

– Костюм у вас хороший, – кивнула Эльвира Тимофеевна. – И что интересно, совсем не дорогой. Всего три с половиной тысячи…

– Вы откуда знаете? – удивленно спросил Павел.

Костюм действительно столько стоил. Российского производства костюм, качественный: после химчистки не сел, отгладился хорошо. И всего три с половиной тысячи рублей, сто евро.

– Знаю… Пройдемте ко мне в кабинет, Павел Евгеньевич, разговор есть.

У Торопова засосало под ложечкой от предчувствия, что разговор будет не из приятных. Так и оказалось.

Первым делом Эльвира Тимофеевна взяла в руки молоточек, покрутила его перед глазами, затем заставила сесть, стукнула им по коленке, посмотрела реакцию.

– М-да, – глубокомысленно изрекла она и заняла место за своим рабочим столом.

Павел так и остался сидеть на кушетке.

– Значит, в баню меня таскали? Любовь у меня с криминальным авторитетом? А Косынцев, выходит, из-за этого в клоуна превратился?.. Если я что-то не понимаю, вы уж объясните мне, пожалуйста! – безжалостно посмотрела на Торопова врач.

– Эльвира Тимофеевна, ну вы же сами прекрасно знаете, что это шизофренический бред вашего пациента, – умоляюще посмотрел на собеседницу Павел.

– Да вы не оправдывайтесь, ничего плохого не случилось. Один пациент сочинил, другой растиражировал, – устало-снисходительно улыбнулась женщина.

– Какой это другой? – встрепенулся Торопов.

– Да такой… Поймите, Павел Евгеньевич, одно дело – в детектива играть, и совсем другое – рукоприкладство. Никто не давал вам права бить пациента…

– Кто в детектива играет? Дудник?

– И он тоже. Два сапога пара…

– Что значит – два сапога пара?

– А то и значит. Никакой вы не майор милиции, Павел Евгеньевич. Себя вы в этом убедили, и у вас есть на то причины, но я то знаю, кто вы есть на самом деле…

– Кто я на самом деле? – похолодел под цинично-участливым взглядом врача Павел.

– А вы напрягите память, постарайтесь вспомнить. Возможно, это будет ваш первый шаг на пути к выздоровлению.

– Я не болен!

– Да, конечно, – Эльвира Тимофеевна утомленно провела рукой по лбу и разочарованно, вытянув губы в трубочку, выдохнула.

– Да, я не майор милиции, но это ничего не значит…

– А кто же вы тогда?

– Никто. Частное лицо.

– Может, частный детектив? – с усталой иронией вяло усмехнулась врач.

– Нет, не детектив, просто частное лицо… Я служил в армии, в военной прокуратуре, квартира у меня в Твери была, служебная. В командировке был, вернулся домой, а там такое… В общем, убил жену, отсидел семь лет, освободился, устроился на работу к Горуханову…

– Кем вы устроились к нему на работу?

– Охранником. Просто охранником. В клубе, которым он владеет. Он туда ехал, а я отлучился, в магазин мне надо было, телевизор хотел купить. У меня комната в общаге, а телевизора не было, а тут зарплату получил, решил и телевизор купить, и зарплату заодно обмыть. Ну, возвращаюсь, иду по улице, смотрю, клоун с шариками в Горуханова стреляет, я за ним… Здоровье у меня ничего, со спортом дружу, в общем, слабины не давал. И клоун хорошо бегал, но я его не отпустил. Он через забор, я через забор…

– Дальше я все знаю, – движением руки осадила Павла Эльвира Тимофеевна.

– Что вы знаете? – в запале спросил Торопов.

– Как вы здесь искали клоуна, знаю, какими методами… Вопрос в другом, за что вы сидели?

– За убийство. За убийство своей жены. И ее любовника. Двойное убийство – это серьезно, и я прекрасно осознаю всю тяжесть своей вины…

– Вы хорошо это помните?

– Что я помню?

– Как вы убили свою жену?

– Как убивал Машу? Конечно, помню! Я стрелял в нее и убил. Вам я говорил, что она живая. На самом деле она мертвая…

– Когда вы мне говорили, что она живая?

– Ну как же, вчера вечером! Вы сделали мне укол, я уснул, а когда проснулся, увидел Машу. Она рассказала мне, как изменяла, как любила своего этого… Я послал ее к черту, она ушла, я выбежал за ней в коридор, а тут вы. И вы еще сказали, что у меня иллюзорно… э-э, иллюзорно-бредовая дереализация из-за лекарств…

– Я вчера вам это говорила? – еще больше удивилась Эльвира Тимофеевна.

– Ну да, вы еще в постель меня уложили. Сказали, чтобы я успокоился, и еще пригрозили курсом принудительного лечения. Сказали, что я должен контролировать себя…

– Я это сказала?.. А может, вы сами это себе сказали? Ведь я учила вас контролировать себя. Сколько раз мы с вами об этом беседовали! Я говорила вам, вы себе внушали, вот на подсознательном уровне это и проявилось. Я действительно ввела вам сильнодействующее лекарство, поэтому у вас, Павел Евгеньевич, и возникли галлюцинации. Сначала покойная жена привиделась, потом я… Не могли вы со мной вчера разговаривать, не было этого. И не могла я вам сказать про иллюзорно-бредовую дереализацию. Но вы сами знали про то, что время от времени вас посещает покойная жена, в подкорке у вас записана моя установка, вот она и проявилась. Это не я говорила с вами, это вы говорили с самим собой. Вы понимали, что должны контролировать себя. Это хорошо, что вы это понимали. Это очень хорошо…

– Но я видел вас, – подавленно пробормотал Павел. – Вы приходили ко мне…

– Когда я приходила к вам? Назовите примерное время.

– Я же говорю, вчера вечером. Еще светло было…

– Не знаю. Сразу после того, как я сделала вам укол и уложила спать, мне пришлось выехать в город по делам.

– В город по делам… Ну да, у вас дела могут быть в городе… В городе, в городе…

– Поверьте, никаких дел с вашим Горухановым я не имела, – опечаленно усмехнулась Эльвира Тимофеевна. – И в бане с ним не мылась. Да и бани нет никакой. Только для медперсонала, и то не баня, а душевая. Да, сегодня утром вы там были…