Накануне Крымской войны 1853–1856 годов в архиве бывшего вице-канцлера Нессельроде было обнаружено и опубликовано письмо, доставленное в Россию секретным агентом. Автором письма был штурман «Реал-бея». Часть письма была посвящена бою «Меркурия». Это письмо было опубликовано в одной из тетрадок журнала «Морской сборник» за 1850 год и стало достоянием российской общественности. Вот что писал турок: «Биюлиман, 27 мая 1829 года 22-го числа сего месяца мы вышли из пролива, и к ночи, после различных эволюции, мы стали править к “Ost”, чтобы взойти в залив Пендараклии, на встречу одного отряда русского флота. По приходе мы нашли там только один турецкий фрегат, переделанный из корабля, который был сожжен русскими, немного времени спустя, после спуска его на воду. Русский флот, состоящий из 14 судов, между которыми были шесть линейных кораблей, много потерпел от огня с батарей, как узнали мы от коменданта крепости. Мы пошли снова к проливу, и 25 взяли один 36-пушечный фрегат, который спустил флаг при нашем приближении. Капитан того фрегата оставался до вчерашнего дня на нашем судне, он украшен многими орденами и очень хорошо объясняется на итальянском языке, имя его Семен Михайлович, а фрегат называется “Рафаил”. Во вторник, с рассветом, приближаясь к Босфору, мы приметили три русских судна: фрегат и два брига; мы погнались за ними, но только догнать могли один бриг, в три часа пополудни. Корабль капитан-паши и наш открыли тогда сильный огонь. Дело неслыханное и невероятное. Мы не могли заставить его сдаться, он дрался, ретируясь и маневрируя со всем искусством опытного военного капитана, до того, что, стыдно сказать, мы прекратили сражение, и он со славою продолжал свой путь. Бриг сей должен потерять, без сомнения, половину своей команды, потому что один раз он был от нашего корабля на пистолетный выстрел, и он, конечно, еще более был поврежден, если бы капитан-паша не прекратил огня часом ранее нас и сигналом не приказал нам то же сделать. В продолжение сражения командир русского фрегата говорил мне, что капитан сего брига никогда не сдастся, и если он потеряет всю надежду, то тогда взорвет брик свой на воздух. Ежели в великих деяниях древних и наших времен находятся подвиги храбрости, то сей поступок должен все оные помрачить, и имя сего героя достойно быть начертано золотыми литерами на храме Славы: Он называется капитан-лейтенант Казарский, а бриг — “Меркурием”; с 20-ю пушками, не более, он дрался против 220 в виду неприятельского флота, бывшего у него на ветре».

Имя Казарского было на устах у всей России. Еще вчера скромный морской офицер, не окончивший даже Морского корпуса, он в один день стал национальным героем. Подвиг «Меркурия» вдохновлял художников и поэтов. Лучшие баталисты страны Айвазовский и Чернецов описывали это событие масляными красками на многометровых холстяных полотнах. Известный поэт-партизан, герой Отечественной войны 1812 года Денис Давыдов посвятил ему возвышенные строки:

Мужайся! — Казарский, живой Леонид,

Ждет друга на новый пир славы…

О, будьте вы оба отечества щит,

Перун вековечной державы!

И гимны победы с ладей окриленных

Пусть искрами брызнут от струн вдохновенных!

Не отставала от России и Европа Французский сочинитель Сен-Томе откликнулся на победу брига одой «Меркурий».

Многим позднее, когда Казарского уже не было в живых, бывший начальник штаба Черноморского флота вице-адмирал В.И. Мелихов в статье в «Морском сборнике» за 1850 год «Описание действий Черноморского флота в продолжение войны с Турцией в 1828 и 1829 годах» написал: «Действия брига “Меркурий” представляют пример отваги, которому подобный едва ли сышется в летописях морских держав. Мы считаем излишним распространяться о подвиге Казарского, вполне и совершенно оцененном Государем Императором, как то можно видеть из Высочайшего повеления и указов, изложенных в главе 23 и 26 нашего повествования; мы считаем нужным заметить только одно обстоятельство, что нашлись люди, которые сомневались, чтобы действия брига происходили точно так, как они описаны в рапорте Казарского. Но мы и весь флот, видавший бриг через несколько часов после сражения, можем засвидетельствовать; что в донесении командира брига не было никакого преувеличения; знавшие хорошо покойного Казарского поручаются, что по своей скромности он скорее был способен умолчать о своих действиях, нежели преувеличивать их. Он вполне достоин памятника, воздвигнутого ему в Севастополе его сослуживцами, с соизволения Государя Императора».

А матросы Черноморского флота вечерами на баке уже давно распевали сочиненную ими незатейливую, но искреннюю песню о подвиге брига;

Наш красавец бриг «Меркурий» флот турецкий отразил

И могучей своей грудью Черно море переплыл.

Все готовы были дружно флаг родной наш отстоять

И Казарского-героя все приказы исполнять.

В море, встретившись с врагами, наш «Меркурий» не бежал —

Пред турецкими судами, как орел, наш бриг летал.

По волнам морским носился, словно сокол в небесах,

Черно море переходит на всех полных парусах.

Ах, меркурьевские братья, как мы счастливо пришли

И меркурьевское знамя в Севастополь принесли.

Мы тебя, рыцарь «Меркурий», будем вечно вспоминать.

В наших песнях и повсюду всегда будем вспоминать!

Подвиг брига «Меркурий» уже стал легендой, а его командир — народным героем. 4 июля 1829 года приказом главного командира Черноморского флота от 4 июля было объявлено: «В воздаяние блистательного подвига брига “Меркурий”, вышедшего победителем из беспримерного боя 14 мая, им выдержанного против двух турецких кораблей, Государь Император всемилостивеише пожаловать соизволил: командира капитан-лейтенанта Казарского в капитаны 2-го ранга, и сверх того кавалером ордена Св. Георгия 4-го класса; лейтенантов Сварятина и Новосильского, мичмана Притулова и поручика корпуса флотских штурманов Прокофьева следующими чинами, и первых орденами Св. Владимира 4-й степени, а Прокофьева, как предложившего мужественный совет взорвать бриг, орденом Св. Георгия 4-го класса. Всем нижним чинам знаки отличия Военного Ордена. Всем вообще, как офицерам, так и нижним чинам, в пожизненный пенсион двойной оклад жалованья по окладу, какой они получали до настоящего времени. Вместе с тем Его Императорское Величество соизволил отличить и сам бриг, пожалованием на оный Георгиевского флага. А дабы увековечить в роде сих офицеров памятью примерной их храбрости и мужественной решимости на очевидную погибель, Государь Император соизволил повелеть, чтобы пистолет, как оружие избранное ими для взорвания на воздух при невозможности продолжать оборону, был внесен в гербы их».

Отметим, что гербы офицеров «Меркурия» с пожалованными им пистолетами были внесены в десятую часть «Общего гербовника дворянских родов Всероссийской империи» и по списку расположены рядом. При этом анализ гербов говорит о том, что до знаменитого сражения «Меркурия» ни у одного из офицеров брига, кроме Казарского, не было настоящего фамильного герба, то есть все они принадлежали к далеко не родовитым дворянским семьям, возможно даже, к однодворцам.

Все пожалованные офицерам «Меркурия» гербы увенчаны дворянским шлемом с короной и тремя страусиными перьями. Сами гербы разделены на три части: верхнюю — синего (морского) цвета и нижние: левую — золотого и правую — серебряного цветов. Верхняя часть гербов у всех «меркурьевцев» одинакова — в синем поле изображен золотой пистолет, а под ним опрокинутая серебряная луна, символы готовности жертвовать жизнью во имя победы над врагом.