Джон видел герцогиню Тремор всего несколько раз, но она неизменно казалась ему тонкой, восприимчивой, глубоко чувствующей натурой и, должно быть, понимала его страдание. Дафна, как всегда, сумела свести беседу к самым обычным темам, и, к облегчению Джона, герцог покорился воле жены.

Они уселись на позолоченные стулья, обитые дамастом, и чинно обсудили погоду, события сезона и общего знакомого, Дилана Мура: его женитьбу прошлой осенью и грядущее исполнение его новой симфонии в «Ковент-Гарден». Но прошло полчаса, Виола не появилась, и терпение Джона лопнуло.

— Простите меня, ваша светлость, — обратился он к герцогине, — но нам с виконтессой нужно срочно уехать. Буду очень благодарен, если вы прикажете лакею снести ее сундуки вниз.

— Пойду узнаю, уложены ли вещи Виолы, — пробормотала герцогиня, и Джон насторожился.

Его подозрения оправдались. Главное сражение еще впереди!

Герцогиня поднялась, и джентльмены последовали ее примеру, вежливо поклонившись на прощание. При этом они разошлись по разным сторонам, словно заключили молчаливое соглашение держаться как можно дальше друг от друга. Никто не сел. Никто не произнес ни слова. Напряжение между ними было таким же густым, как духота августовского полудня перед грозой.

В последний раз Джон был в этой комнате девять лет назад. На окнах по-прежнему красовались шторы с золотистыми ламбрекенами. Стены выкрашены в белый цвет. Все та же изысканная лепнина, все те же позолоченные панели. Все те же бирюзовые с зеленым гобелены на стенах, все тот же бирюзово-золотистый с темно-красными завитками аксминстерский ковер на полу. Тремор придерживался традиций и старался ничего не менять.

У Джона появилось странное ощущение, что он вернулся в прошлое.

Он повернулся к высоким узким окнам, выходившим на Гросвенор-сквер, и невольно залюбовался овальным парком, экипажами, катившимися по улице среди старых вязов. Леди и джентльмены в этих экипажах, несомненно, возвращались домой после обязательных визитов. Значит, сейчас около шести вечера.

Его собственное ландо стояло под окнами дома, такое же роскошное, как и те, что проезжали мимо. Но так было не всегда. Девять лет назад и его экипаж, и обстоятельства разительно отличались от нынешних. Он прекрасно помнил, кем был тогда — человеком, унаследовавшим не только титул и поместья отца, но и его огромные долги. Человеком, на которого были возложены бесчисленные обязанности и обязательства. Человеком, не имевшим средств выполнить эти обязательства.

Раньше Джон ничем не отличался от большинства своих приятелей, таких же молодых джентльменов — беспечных, глупых и безответственных. Таких, кто тратил деньги направо и налево, не задумываясь, откуда эти деньги берутся. Джон даже не подозревал, что деньги, присылаемые отцом, тоже были взяты в долг.

Джон прислонился лбом к оконному стеклу. Тогда, девять лет назад, в самый разгар лондонского сезона, он испытал настоящее потрясение, узнав, что и у аристократов тоже есть обязанности, которыми отец так бессовестно пренебрегал. Необходимо было платить по счетам. Канализация требовала ремонта, потому что по жилищам арендаторов разгуливал тиф. Животных нужно было кормить, семена сеять, чтобы получить урожай. Слуги уже много месяцев не получали жалованья.

Джон отлично сознавал, что и арендаторы, и слуги цинично усмехаются при виде нового хозяина, считая, что тот ничем не отличается от предыдущего.

Джон никогда не забудет охватившего его отчаяния от того, что так много людей от него зависит, а сам он ничего не может для них сделать.

У него не было выхода.

Кроме одного.

Услышав звук приближающихся шагов, он обернулся. В дверях гостиной стояла Виола. Солнечный свет играл в ее забранных наверх волосах и на лице, рождая все новые воспоминания.

Девять лет прошло, а кажется, он только вчера был здесь в последний раз.

Непонятное чувство возврата в прошлое еще усилилось, ибо Виола выглядела такой же прелестной и походила на бронзовую статуэтку, как и девять лет назад. Неудивительно, что в тот далекий сезон поклонники толпились у ее дверей. Та девушка в дверях всегда загоралась, как свечка, при виде Джона. В отличие от теперешней Виолы. И в этом, по его мнению, были виноваты они оба.

Войдя в комнату, она обратилась к брату:

— Энтони, я бы хотела поговорить с Хэммондом с глазу на глаз.

— Разумеется.

Герцог, не глядя на Джона, вышел из гостиной. Виола прикрыла дверь и, не тратя времени на учтивую беседу, без обиняков заявила:

— Я никуда с вами не поеду.

Итак, битва началась.

— К счастью я на целых семь стоунов[4]тяжелее вас, — любезно ответил он.

— Так вы намереваетесь на руках унести меня отсюда? — пренебрежительно бросила Виола.

Что ж, неудивительно: презрение и пренебрежение — это те чувства, которые она испытывала к мужу последние девять лет.

— Вы действительно способны на варварский поступок?

— Даже не сомневайтесь.

— Как это похоже на мужчин — применять грубую силу там, где другие способы оказались бесполезными.

— Иногда это бывает очень удобно, — согласился он.

— Энтони никогда не позволит вам увезти меня силой.

— Возможно, но если он сделает это, я обращусь с жалобой в палату лордов и потребую вернуть вас в мой дом. У Тремора не будет иного выхода, кроме как отдать вас. И он, несомненно, уже сообщил вам об этом.

Она не стала ничего отрицать, но гордо вскинула голову.

— Я сама могу обратиться в палату лордов и потребовать развода!

— У вас нет для этого оснований, и после жутчайшего скандала, который навсегда погубит вашу репутацию в обществе и бросит тень позора на семью вашего брата, в разводе вам будет отказано. Единственными вескими основаниями развода для женщин являются кровное родство и импотенция мужа, чего в нашем случае нет и быть не может. Между нами нет родства, даже самого дальнего, а что касается второго… этому не поверит ни один человек.

— Разумеется, нет, если вспомнить о вашей репутации, — язвительно процедила она. — До чего же несправедливо! Будь у меня любовники, вы могли бы развестись со мной на основании супружеской неверности, и все же ваши измены известны всем, а я не могу даже пожаловаться!

— Вы прекрасно знаете, в чем причина! Мужчина должен знать, что наследник рожден от него! У женщины есть преимущество: она всегда знает, ее это ребенок или нет!

— В таком случае мне стоило бы последовать вашему примеру и заводить романы! — Виола вздернула подбородок и гордо выпрямилась, как королева, которую ведут в Тауэр. — Позвольте спросить, вы развелись бы со мной, узнав, что у меня есть любовник?

Он даже не стал делать вид, что находит это забавным, и, зловеще прищурившись, шагнул к ней.