Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тем временем Джо поднес миссис Скуэйн небольшой поднос со стоящим на нём прозрачным высоким стаканом с дымящимся содержимым внутри. В нос Юлиана мгновенно ударил аромат меда, смешанный с корицей и перцем, после чего ему весьма захотелось отведать того, что собиралась пить эта женщина. Но, увы, никто не предложил.
– Шестое, – сказала миссис Скуэйн, немного отхлебнув глинтвейна. – Ты следишь за моей личной обсерваторией. А именно настраиваешь телескопы.
– Зачем их настраивать? – не удержался и спросил Юлиан. – И как?
– Я пару лет назад приобрела трёх феечек, но спустя это время их вдруг стало около двадцати, и я отправила их жить в обсерваторию, потому что больше некуда. Они очень любопытны, но очень неаккуратны, и каждую ночь после них разруха… Да… Каждое утро эту разруху приводишь в порядок ты. Но это тот же пункт.
Отлично. Ещё и феечки.
– Кормишь феечек, благо, не ты. На этот случай у меня есть отдельный человек.
Юлиану от этих слов если и стало легче, то совсем чуть-чуть.
– Седьмой пункт. С утра ты читаешь мне свежую газету, когда я завтракаю. А когда твой голос надоест мне, включаешь радио и переключаешь на те волны, которые я тебе велю. Самое легкое поручение.
Читать Юлиан любил, но вряд ли вслух и вряд ли то, что не приносит ему удовольствие. Зато радио терпеть не мог. Телевизор был гораздо лучшим другом, только вот в этом доме такой хитроумный аппарат Юлиану увидеть ещё не довелось.
– Восьмой пункт на сегодня будет, пожалуй, последним. И это самая сложная обязанность. Я, Ривальда Скуэйн, являюсь для тебя здесь мэром, королем и губернатором и выполняешь ты все мои просьбы, независимо от степени их абстрактности.
Она на несколько секунд замолчала, но в этот раз Юлиан только делал вид, что писал. С таким он смириться не мог.
– В этот же пункт входит обязанность не быть таким идиотом, – продолжила Скуэйн, которая теперь стала ещё и Ривальдой.
– Что? – неосмысленно переспросил Юлиан.
– Этому перу не требуются чернила, оно отлично пишет и без них, – недовольно сказала Ривальда, после чего даже немного улыбнулась. – Времена чернил уже давно канули в Лету.
Юлиан состроил донельзя недовольную мину и попытался нацарапать что-то на листе блокнота пустым пером. И, надо же, писало оно отнюдь не хуже. Только вот на этот раз всё это делать было весьма удобней.
Дурак. На такую удочку попался.
– Дай посмотрю, что написал, – сказала Скуэйн и выхватила блокнот из-под руки Юлиана без его разрешения.
В течение пары секунд она пристально вглядывалась в написанное, после чего недовольно и даже дерзко спросила:
– Какой у тебя отвратительный почерк… Почему не записал последний пункт?
– Он неуважителен, – неожиданно выкинул Юлиан.
– Неуважителен? – казалось, что Скуэйн вот-вот взорвется, но что-то ещё сдерживало её. – Ты нарушил восьмое правило только что и в следующий раз за подобное будешь наказан.
Юлиану очень не нравился её тон, да и опрометчивая его смелость мигом куда-то улетучилась. Теперь ему предстояло сидеть и, молча опустив голову, ждать дальнейшего развития событий.
– Тебе не нужны чернила, а мне не нужно и перо, – недовольно протороторила и она и протянула блокнот Юлиану.
Теперь там уже красовался пункт "восемь " и включал он в себя следующее: "Я никогда не должен подвергать сомнению свою обязанность повиноваться миссис Ривальде Скуэйн во всём. Во всём. И я полнейший идиот". Причем написано всё это было почерком Юлиана. Ловко это она.
Сзади послышался тихий кашель и незаметный до этого дворецкий Джо, о существовании которого в последние несколько минут все уже позабыли, проговорил:
– Прошу прощения, миссис Скуэйн. Но что тогда буду делать я?
– Ты? – немного озадачилась вопросом она. – А ты будешь учить его.
Тот сухо кивнул и продолжил безмолвно стоять, словно призрак.
– Кончилось, – сказала Скуэйн, глядя в свой бокал. – Новый создать уже не могу, его можно только сварить. Никто не может, даже я.
Неизвестно, кому он всё это говорила, но и Юлиан, и Джо в ответ промолчали.
Однако спустя минуту Юлиан неожиданно выпалил:
– Я внук Джампаоло Раньери!
Скуэйн недовольно обернулась и переспросила:
– Кто?
– Внук. Сеньора Джампаоло Раньери.
– А он известный человек?
Джо в этот момент посмотрел на свою работодательницу довольно удивленным взглядом.
– Известный, – гордо ответил Юлиан, тем временем умоляя в душе фамилию деда спасти его далеко не в первый, но в последний раз.
– А я не знаю такого, – безразлично сказала Ривальда и Скуэйн, и, поставив пустой бокал на стол, обратилась уже к обоим своим визави. – Теперь можете идти спать. Юлиан, знаешь, где твоя новая комната?
– Нет, откуда мне…
– Третий этаж, налево до упора… Повезло, что как раз вчера освободили склад. Почти.
– Позвольте, я провожу нового слугу до его комнаты? – обратился дворецкий Джо к Скуэйн. Та не препятствовала, молча кивнув.
Интересно, а старину Джо она заманила сюда таким же способом, что и Юлиана? Всё-таки уж слишком уважительно он общался с Ривальдой, а такое обращение можно обрести только методом запугивания, не больше и не меньше.
Не пошел же он сюда работать по своей воле. Никто бы не пошёл.
Дворецкий, не промолвив ни слова, развернулся и пошёл в сторону лестницы. Юлиан понял, что он должен идти за ним, не задавая никаких лишних вопросов.
В это же самое время, наверняка по желанию миссис Скуэйн, в гостиной погас свет и загорелись несколько свечей на столе. Стало быть, эта необычная женщина предпочитала полумрак обычной светлой жизни.
Но даже в таком скудном освещении Юлиан смог заметить, что по всей территории холла и гостиной на стенах висели многочисленные картины, закованные в дорогущие и очень красивые рамки. Юлиан плохо разбирался в искусстве, но догадывался, что среди этих картин немало оригиналов, а возможно и вовсе оригиналом здесь является всё.
На протяжении недолгой дороги Джо молчал, и Юлиан не осмеливался что-либо спросить у него. Несмотря на то, что вопросов у него скопилось за этот вечер очень и очень немало, и его внутренности буквально разрывало желание задать хоть пару вопросов.
Джо вообще показался ему вполне нормальным человеком, особенно если сравнивать его с миссис Скуэйн. И, непременно, едва немного сблизившись с ним, Юлиан выспросит всё, что томится у него в душе и не дает покоя.
На самом конце темного коридора дворецкий повернул невесть откуда взявшийся ключ и открыл помещение, которое, судя по всему, должно стать теперь постоянным жилищем
